– Еще легче, – наклонил он прилизанную голову на тонкой шее. – Приступим.
На прилавке за ширмой стояли мощная настольная лампа, что-то наподобие микроскопа, компьютер с плоским монитором, чуть поодаль лежали лупы разных размеров и пухлые, растрепанные справочники.
Когда Грёза достала из пакета сундучок, у худосочного паренька загорелись глаза.
– Вы позволите? – Он еще сильнее ссутулился, открыл сундучок и сунул в него длинный, острый, как птичий клюв, нос. – Так-так… интересно… чрезвычайно любопытно!
На вид ему было не больше двадцати пяти, но говорил он, как пожилой, умудренный опытом профессор из дореволюционного университета. Подобная манера вести беседу с клиентами, судя по всему, казалась ему солидной и вызывающей доверие.
Виктор познакомился с этим продавцом-консультантом по антиквариату, еще будучи сотрудником милиции, тот иногда снабжал их отдел ценной информацией. Не отказал и на этот раз: по старой памяти.
Грёза про себя окрестила паренька «дятлом», наблюдая за его суетливыми движениями и быстрыми, резкими поворотами головы.
– О-о! – воскликнул он. – Не ожидал! Признаться, я удивлен.
Анатолий, вооружившись лупой, тщательно, со всех сторон рассмотрел сначала деревянный сундучок, затем доску и перешел к фигуркам. Он брал их одну за другой, крутил, переворачивал, при этом цокая языком, подносил к самым глазам, отодвигал… и со вздохом ставил на стол. Процедура затянулась. Виктору стало жарко, он расстегнул куртку и бросал выразительные взгляды на Грёзу. Девушка напряженно следила за каждым движением продавца, еле заметно шевеля губами.
– Ну, что? – не выдержала она.
«Дятел», который словно забыл об их существовании, дернулся, слегка распрямил спину и обернулся.
– А откуда у вас эти шахматы? – спросил он. – Тут не хватает белой пешки и черного ферзя. Где они? Неужели утеряны? Было бы жаль. Набор редчайший! Мне не приходилось видеть ничего подобного. Я бы датировал вещь приблизительно пятнадцатым или шестнадцатым веком. Место изготовления, скорее всего, Испания. Не приходилось там бывать?
Грёза отрицательно покачала головой.
– А я вот съездил в прошлом году в Валенсию. Давно мечтал! Эти готические руины, мавританские дворцы, мечети, мостовые, уложенные еще древними римлянами, монастырь Святого Франциска, остатки феодальных замков, апельсиновые рощи на побережье, сиреневые горы, высушенные на солнце скалы, цветущий в долинах миндаль, маленькие деревни у подножия средневековых цитаделей, остатки крепостных рвов, заросшие выгоревшей травой, прозрачные ручьи и водопады между камней…
Его глаза затуманились, подернулись влагой, лицо приняло умиленное выражение.
Виктор потерял терпение.
– Э… э… ты говорил о шахматах, Толик, – напомнил он. – Что их могли сделать в Испании.
– Да-да! – встрепенулся тот. – Полагаю, именно так! Ваш комплект в своем роде уникальный, но все же он имеет определенные признаки, указывающие на манеру изготовления тамошних мастеров. Вот, можете убедиться…
И парень пустился в долгие подробные объяснения, показывая на ту или иную деталь, подкрепляя свои слова непонятными терминами и авторитетным мнением неизвестных Виктору и Грёзе знатоков. В его речи завораживающе проскальзывали – Мадрид, Севилья, сеньор Рамирес Лусена, королевские сады, выставка шахматных коллекций в Филадельфии…
Из этого затейливого, обильно сдобренного звучными именами и названиями монолога следовало, что испанские мастера издавна славились изготовлением изобразительных шахмат, причем их излюбленными персонажами были странствующий рыцарь Дон Кихот, прекрасная Дульсинея Тобосская, оруженосец Санчо Панса, конь Росинант, ветряные мельницы и прочее.
– Это я уже знаю, – заявила Грёза.
– Где же тут Дон Кихот? – уставился на шахматные фигурки Виктор. – Где мельницы?
– Я и говорю, что ваш набор, по-видимому, эксклюзивный вариант! – с пафосом воскликнул «дятел». – Да и знаменитый роман Сервантеса был написан позже. Кто-то создал эти шахматы либо сообразно вкусам заказчика, либо для себя. Минуточку!
Он включил компьютер, и его длинные тонкие пальцы запорхали по клавишам.
– Вот, нигде нет ничего подобного этому комплекту, никаких упоминаний. А наша база данных одна из самых полных. Хотя постойте…
Анатолий снова углубился в файлы и папки, от усердия подергивая кончиком носа.
– А кто такой Рамирес Лу… Лусенов? – проявил сыщицкое чутье Виктор.
– Не Лусенов, а Лусена, – рассмеялся «дятел». – Пятнадцатый век был романтическим временем! Если я не ошибаюсь, именно тогда Рамирес Лусена написал труд «Забавы любви и искусство шахмат». Понимаете? Люди во всем искали чувственную нотку, поэзию, пронизанную поклонением даме. Представьте себе тогдашнюю Валенсию: пальмовые аллеи и тихие пруды, шумные торговые ряды, запах олив, апельсинов и фиников, величественные готические соборы, римские бани и роскошные дворцы. Могущественные сеньоры под сенью благоухающих садов предаются любовным мечтаниям или… шахматным баталиям! – неожиданно заключил он. – В Европе тогда увлекались шахматами и коронованные особы, и рыцари, и музыканты, и купцы, и – кто знает? – возможно, даже простолюдины. Кажется, именно молодые валенсийцы сочинили поэму «Шахматы любви»! Испанцы начали играть в шахматы по-новому и назвали этот стиль «игрой Дамы», заложив в него двойной смысл. Во-первых, подчеркнули, что самой сильной фигурой новых шахмат стал ферзь, королева. Во-вторых, сделали комплимент благородным и очаровательным женщинам.
При столь унылой внешности Анатолий, нужно отдать ему должное, имел возвышенную и поэтическую натуру.
