Любочка успела подготовить приемную и кабинет к работе, бросила дежурный взгляд в ненавистное зеркало и застыла в ожидании. Она уже слышала шаги обожаемого господина Салахова, который поднимался по лестнице. У Любочки был превосходный слух, а постоянные тренировки сделали его еще лучше. Нет, она не подслушивала, как можно! Она
– Здравствуйте, Юрий Арсеньевич, – пропела Любочка, томно опуская глазки и вспыхивая ярким румянцем.
Господин Салахов кивнул головой и скрылся в кабинете.
Она знала, что у шефа сегодня насыщенный день, когда на счету каждая минута. Но все равно не смогла сдержать своего разочарования. Что за наказание! Она потратила несколько часов на макияж, маникюр и прическу, а он даже не заметил! Почему он так равнодушен?
Этим утром Юрий Арсеньевич показался ей особенно красивым. Светлый костюм отлично сидел на его несколько тяжеловатой, но привлекательной фигуре. Только вот почему-то после того вечера в «Европе» Салахов не обращал на Любочку внимания.
Люба пребывала в глубочайшем недоумении. Чего она только не передумала, каких только предположений не строила. Начиная с того, что у господина Салахова уже есть любовница, и кончая тем, что у него сексуальные проблемы.
«Надо же, до чего может довести мужчину старая жена! – думала Любовь Тимофеевна. – Так и до импотенции недалеко. И все из-за нее, этой стервятницы. Угораздило же Юрия Арсеньевича попасться ей в зубы! Интересно, чем она взяла? Как она удерживает его возле себя? Какими такими ухищрениями? Не мешало бы узнать».
Пока Любочка пыхтела от обиды и оплакивала очередную неудачную попытку обратить на себя внимание шефа, тот сидел у себя в кабинете, не менее возбужденный, и нервно набирал номер телефона Пономарева.
– Это Салахов, – с напором представился Юрий, раздраженный, что телефон был слишком долго занят. – Есть новости?
– Боюсь, что есть! – усмехнулся Артем. – Вряд ли они вам понравятся.
– Говорите.
– Ваша супруга, при содействии агентства «Самсон», приобрела дом в поселке Андреевское.
– Андреевское? – обескураженно повторил Юрий. – А… вы ничего не перепутали?
– Сам ездил, убедился. Улица Оранжерейная, девять.
Салахов молчал, обдумывая сказанное.
– Что за дом? – наконец спросил он.
– Обыкновенный… Каменный, одноэтажный. Со сторожем. Поселок глухой, больше похожий на деревню. Целая улицу застроена дорогими коттеджами, в которых хозяева появляются наездами. Сторож ответил на мои вопросы.
– И что он вам рассказал, этот сторож?
– Что дом купила женщина, в шляпе и на каблуках. И что она очень интересовалась овцами.
– Простите?
– Да, господин Салахов, Анна Наумовна интересовалась овцами. Будто бы они ей зачем-то очень нужны.
На том конце провода повисла тишина.
– Господи… – выдавил Салахов. – Вы что-нибудь предполагаете по этому поводу?
– По поводу овец?
– Черт, как глупо… Глупо, глупо! Я знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Моя жена… не обычная женщина, она… ей такое иногда приходит в голову, что просто диву даешься. Дом в каком-то Андреевском, овцы! Что вы об этом думаете?
– Может быть, она решила заняться разведением овец? – пошутил Артем. – Вы не замечали у нее тяги к животноводству?
– Бросьте! Вы же ее видели! Нет, здесь другое… Только мы с вами не знаем, что.
– Признаюсь, Юрий Арсеньевич, я ничего не могу добавить к сказанному. Факты я установил, а выводы не сделал. Не получилось. Кстати, вы можете сами поехать туда и на все посмотреть своими глазами. Поселок Андреевское, улица Оранжерейная, дом девять. Запомнили?
– Да. Спасибо, господин Пономарев, – вздохнул Салахов. – Я прошу вас продолжать.
– Попробую. Только я не могу обещать, что буду следить за каждым шагом Анны Наумовны. У меня много других дел.
Юрий Арсеньевич положил трубку и нахмурился. Значит, Анна все-таки приобрела дом. Втайне от него! Зачем? А овцы?! Это еще что?
Он встал и зашагал по кабинету, покусывая губу. Детская привычка. Она помогала при решении трудных задач.
– У нас, Салаховых, особая судьба! – говаривал, бывало, Платон Иванович. – А кому много дано, с того много и спросится!
Юрию очень нравились эти слова деда. Он даже гордился тем, что его предки заслужили для него право на «особую судьбу». Кажется, эта гордость была преждевременной.
