– Черный… Ну, тот, которого Анна, якобы приобрела и держала в Андреевском, в сарае.
– Странно. Что ж, придется еще раз попробовать!
– Нет уж, увольте! – возмутился Салахов. – Меня прошу больше не впутывать! Что я скажу жене? Всю ночь я пропадал неизвестно где… явился грязный, невменяемый, как после попойки. Стыдно вспомнить… Я вам плачу за то, чтобы вы делали свое дело, а не перекладывали его на меня! Вот и занимайтесь. С меня хватит.
– Анонимных писем больше не было?
– Пока нет. Я думаю, те, первые письма, которые я получал десять лет назад, писала Клара Шазаль. Они были совсем другие по стилю и перестали приходить сразу же после того происшествия у театрального дома.
– Когда ваши охранники спугнули Клару и Авдеева?
– Авдеев? – переспросил Юрий Арсеньевич. – Кто это?
– Тот мужчина, который…
– А-а! Да… да, конечно. С тех пор писем больше не было. А эти, полученные недавно, – проще. Обыкновенная грязь, которой люди обожают поливать друг друга.
Прощаясь с Артемом, господин Салахов был уже в гораздо лучшем расположении духа, чем в начале разговора. А вот у адвоката настроение, наоборот, испортилось. Таким понурым он и отправился на встречу с Никитским.
Дмитрий Сергеевич тоже выглядел не лучшим образом. Похудел, осунулся, под глазами залегла чернота.
– Ну, удалось что-нибудь узнать? – спросил он.
Надежда на счастливый для него исход дела таяла с каждым днем. Хозяин «Альбиона» чувствовал, как веревка на его шее затягивается, и ничем не мог себе помочь. Вдобавок он и сам точно не знал, он или не он убил Галину. Такого ножа у него никогда не было, но… если он не помнил, как в его машине очутилась женщина, то и нож мог попасть к нему в руки точно так же. Он пытался восстановить в памяти события того вечера. Увы! Бесполезно было думать об этом, напрягаясь до ломоты в висках: кроме лица бармена, нескольких рюмок водки и дымной, шумной атмосферы зала ничего не приходило в голову.
– Вынужден разочаровать вас, господин Никитский, – вздохнул адвокат. – Я побывал в «Немецкой слободе», видел там Макса, но он ничего существенного не смог добавить к вашим словам. Он подтверждает, что вы в тот вечер действительно были в баре, много выпили и вас довел до выхода какой- то более трезвый посетитель. Что происходило потом, он не знает.
– Проклятие! Я напрочь все забыл. Разве кто-то помогал мне выйти?
– По словам бармена, да.
– А кто?
Артем пожал плечами.
– Ваш сосед, наверное. Вы помните, с кем сидели рядом?
Дмитрий Сергеевич поник головой. Его память словно отключилась на время, и включилась уже только в больнице, где он очнулся от беспамятства. Неужели, он так опьянел? Да, если алкоголь еще и смешался со снотворным, то…
– А таксисты? – с надеждой поднял он глаза на адвоката. – Там, у бара, почти всегда стоят несколько такси. Вы их не спрашивали?
– Пытался, – вздохнул господин Пономарев. – Было темно. Они не обратили внимания. Кто-то кого-то ведет – слишком обычная картина. Но такси вы не брали. Значит, поехали на своей машине.
– Выходит, так, – уныло согласился Никитский. – Не представляю, как я ни во что не врезался!
Артем молча смотрел на клиента. Неисповедимы пути господни! Думал ли он десять лет назад, что преуспевающий и самоуверенный хозяин «Альбиона» будет его подзащитным в деле об убийстве? И что судьба Никитского фактически окажется в руках бывшего сотрудника уголовного розыска Пономарева?
– Дмитрий Сергеевич, – сказал бывший сыщик, понижая голос и наклоняясь к Никитскому. – Я вам хочу сообщить одну вещь, о которой никто не должен знать, кроме вас и меня. Галина Павловна тоже была моей клиенткой.
– Галина?!
Никитский так искренне удивился, что Артем ему поверил.
– Представьте, да. Она приходила посоветоваться. Ее одолевал страх.
– Но… в подобных случаях обращаются не к адвокату, а к психотерапевту.
– В подобных, но не в этом. Госпожа Яковлева опасалась, что ее могут убить.
Дмитрий Сергеевич уставился на Артема, как будто ждал, что вот-вот из его рта вылетит птичка; бледность на его лице сменилась легким румянцем, губы дрогнули.
– У-убить? Вы уверены?
– Абсолютно.
Никитский молчал, наморщив лоб. Видно было, что у него внутри происходит напряженная работа мысли.
– Она… Галина говорила, кто? – наконец произнес он.
Вопрос дался ему с большим трудом.
