Глава 10. Исторические смыслы русского национализма*
Следуя принципу Рене Декарта «определяйте значение слов», - начнем с прояснения того содержания, которое вложено в термин «национализм». Здесь мы не оригинальны и придерживается конвенционального определения национализма как политической идеологии, в центре которой находится «нация», выступающая «источником суверенитета, объектом лояльности и предельным основанием легитимности власти»[445]. Такое понимание национализма в целом разделяется современной наукой.
(Сразу отметим, что противопоставление вызывающего негативные коннотации «национализма» позитивному «патриотизму» столь же нелепо, как противопоставление «наших» разведчиков «их» шпионам. Патриотизм и национализм по своей природе и функциям – суть одно и то же, их разведение по противоположным углам вызвано оценочными и вкусовыми различиями.)
Национализм важно отграничить от явлений и процессов, тесно с ним связанных, но не тождественных ему. В нашем случае это относится прежде всего к этнизации сознания и ксенофобии. Этнизация – это идущий в современной России интенсивный процесс изменения всего ценностно-культурного поля элитарного и массового сознания в направлении, когда мир начинает рассматриваться преимущественно сквозь этническую призму, а социальная действительность – конструироваться по этническим лекалам. В структуре русской идентичности все большее место занимает артикулированная этническая идентичность. В терминологии Бенедикта Андерсона, в России формируется «новая культурная система». Эта теоретическая абстракция хорошо понятна на примере современной российской политики.
Капитальная трансформация русской идентичности, ее поворот в этническое русло привели к сдвигу всего политического дискурса в сторону заметного усиления в нем этнических и, в каком-то, очень ограниченном смысле, русских националистических мотивов. Все политические идеологии, программы и риторика всех российских партий включают теперь отдельные националистические положения (чаще – под эвфемизмом «патриотизм»). От идеи «либеральной империи» Анатолия Чубайса и разрабатывающейся СПС программы «либерального патриотизма» до непременного государственнического и патриотического рефрена левых и центристских партий. А партия власти, «Единая Россия», так вообще инициировала так называемый «Русский проект».
Важно, однако, понимать, что использование отдельных националистических элементов не превращает партию в националистическую; для этого надо, чтобы национализм играл в идеологии и программе конституирующую, системообразующую роль. В этом смысле подавляющее большинство российских партий, безусловно, не националистические и даже не умеренно националистические, поскольку национализм в их идеологии находится в подчиненном положении, играет вспомогательную роль[446].
Из крупных партий под определение националистических подпадают ЛДПР Владимира Жириновского и почившая в бозе «Родина». Причем подобная оценка должна учитывать идеологическую и политическую динамику. Так, в своем первоначальном варианте «Родина», сочетавшая технократизм и умеренно левые идеи с умеренным же национализмом, могла с равным успехом квалифицироваться и как левоцентристская, и как умеренно националистическая партия. По мере ослабления левого и технократического начала в ней возобладал радикальный национализм. Смена политического руководства «Родины» привела к изменению ее идеологического профиля, возвращению к стартовой позиции – левоцентристской, но на сей раз очищенной от национализма. А спустя некоторое время «Родина» вообще растворилась в новой, умеренно левой партия «Справедливая Россия».
Отнесение политиков и партий к категориям умеренного и радикального национализма зависит от культурно-исторического и политического контекстов. В России начала XX в. лозунг «Россия для русских» был общеразделяем за пределами левой части политико-идеологического спектра, однако на этом основании, скажем, партия кадетов вовсе не воспринималась как националистическая и, тем более, радикальная. В общественном мнении она выглядела либеральной или национально-либеральной организацией. В наше время написать подобный лозунг на партийном знамени означает заслужить однозначную репутацию радикально националистической и даже экстремистской силы. То, что в одном историко-культурном контексте выглядит политической нормой, в другом оказывается опасным отклонением от нее.
Важно также учитывать соотношение между идеологией и риторикой, с одной стороны, и политической практикой, с другой. В своей идеологии и риторике ЛДПР Жириновского – радикально националистическая партия, однако по своему политическому поведению это системная и даже оппортунистическая сила, всецело лояльная отнюдь не националистической российской власти. Еще пикантнее в этом отношении выглядело знаменитое некогда Русское национальное единство Александра Баркашова. В 1990-е годы эта ультранационалистическая, фашистского толка группировка находилась под плотным контролем спецслужб и служила орудием политических манипуляций Кремля.
Итак, влючение в идеологию отдельных элементов националистического дискурса не делает партию националистической. Точно так же функциональное использование национализма под псевдонимом «патриотизм» не означает националистической метаморфозы власти.
Это легко продемонстрировать на примере реакции российской власти на кондопожские события, ставшие важной вехой в трансформации русской этничности. Для Кремля кондопожские события оказались подобны грому среди ясного неба, хотя теоретически они были легко предвидимы и, в некотором смысле, даже неизбежны. Беспрецедентный рост иммиграционных потоков на территорию России – по числу нелегальных иммигрантов наша страна занимает второе место в мире после США – значительную часть которых составляют так называемые «визуальные меньшинства» (то есть люди, внешне заметно отличающиеся от принимающей стороны), не мог не вызвать заметной напряженности. По горячим следам Кондопоги 58 % граждан России заявили о возможности новых столкновений на межнациональной почве, а в Москве и Петербурге таких пессимистов оказалось почти 90 % (данные ВЦИОМ).
Ирония ситуации в том, что Кремль ожидал угрозы, в первую очередь, со стороны так называемой
