«чужак»), то это плохо, ибо он паразитирует на России, что называется, жирует на русском горбу.
В то же самое время «чужая» группа в целях самозащиты, поддержания собственного достоинства и консолидации вырабатывает столь же одностороннюю мифологию, содержание которой составляют преувеличение групповых успехов, самовосхваление и, в максималистской формулировке, утверждение собственного превосходства. Если говорить конкретно о евреях, то хорошо известно, сколь скрупулезно они учитывают и суммируют любые свои достижения во всех сферах человеческой деятельности. Отнюдь не чужды они идее о собственном врожденном, генетическом детерминированном интеллектуальном превосходстве.
Эта влиятельная мифологема, с равным успехом используемая как юдофилами, так и юдофобами, зиждется, тем не менее, на некотором фактическом основании. Евреи составляют лишь 0,25% населения Земли, но на их долю приходится 27% всех Нобелевских премий и 50% чемпионов мира по шахматам, что невозможно объяснить только социальными предпосылками и культурно-исторической средой. Без наследственных факторов здесь просто не могло обойтись. Другое дело, что последнее (по времени появления) генетическое объяснение этого феномена вряд ли можно счесть комплиментарным для евреев, скорее наоборот. Согласно гипотезе американских генетиков, более высокий интеллект ашкеназийских евреев вызван тяжелыми наследственными, специфически этническими, заболеваниями209. Говоря без обиняков, интеллектуальное превосходство оказывается оборотной стороной генетической дегенерации.
Как бы ни относиться к этой гипотезе, ее значение в том, что она стимулирует постановку вопроса о существовании врожденных этнических архетипов евреев, включая предрасположенность этого народа к особой гибкости и изощренности поведения. Ответа на него пока что нет — возможно, по причине культурной табуированности самой темы. Хотя многое объясняющая гипотеза имеется.
По утверждению одного из крупнейших российских генетиков, В. Тарантула, у американцев англосаксонского происхождения в прямом смысле слова обнаружено нечто вроде «гена предприимчивости». Но ведь еще больше оснований предполагать наличие подобного гена у евреев! Восходящие к античным временам занятие коммерцией и умение выживать в неблагоприятной среде стимулировали своеобразный естественный отбор, в прямом смысле слова закрепившись в еврейском генотипе. Парадокс в том, что если евреи действительно обладают подобной врожденной предрасположенностью, то она проявилась и актуализировалась именно благодаря антисемитизму. Многовековые преследования евреев способствовали выработке или проявлению тех качеств, за которые их упрекали и которые стали основой их высокой конкурентоспособности. Гибкость и адаптивность, способность выживать и добиваться успеха в тяжелейших условиях, особая чувствительность к деньгам, плотная система внутриэтни-ческих коммуникаций и этническая обособленность — все то, за что евреев традиционно упрекали их недоброжелатели, было во многом взращено антиеврейской политикой. Перефразируя Ницще, антисемитизм не убил евреев, а сделал их сильнее, что, впрочем, было бы невозможно, не обладай они изначальной силой.
Ну а дальше получилось, как в Евангелии: последние стали первыми... Социальные аутсайдеры в рамках старой феодальной системы, евреи с их колоссальным опытом финансовых операций оказались в авангарде капитализма. Не лишена резона концепция Вернера Зом-барта о евреях как носителях духа капитализма. В российском контексте «чужеродные» евреи оказались такими же агентами капитализма, что и исконно русские старообрядцы.
Для простого населения черты оседлости еврей выглядел чужаком-эксплуататором, для русского купечества он обернулся другой, но не менее негативной стороной — опасного преуспевающего конкурента. (Именно поэтому русские купцы были особенно чувствительны кантисемитской пропаганде и активно поддерживали «черную сотню».) В середине 1880-х гг. евреи составляли 18,4% купцов первых двух гильдий по стране в целом. В последующем удельный вес еврейской буржуазии значительно вырос — как в черте оседлости, так и за ее пределами. Например, по сведениям Петербургской купеческой управы, из 561 выбранных в 1910 г. свидетельств купцов I гильдии 427 приходилось на долю евреев; из 117 петербургских аптек евреям принадлежало 70; из 222 севастопольских купцов 167 были евреями210.
Дело не ограничивалось только средним предпринимательским слоем. Евреи составляли наиболее мобильную и динамичную часть российской финансовой элиты. Фамилии Гинцбурга и Полякова, Соловейчика и Блиоха были известны всей России, равно как названия возглавлявшихся ими крупнейших банков: Азовско-Донского коммерческого, Московского земельного, Донского земельного, Международного, Сибирского торгового, Варшавского коммерческого и др. Даже если в финансовой сфере евреи не преобладали количественно, им принадлежал контрольный пакет акций российской банковской системы.
Влияние евреев-финансистов в России усиливалось тем, что они оказались важным коммуникационным звеном между царским правительством и мировой еврейской финансовой элитой, к которой Россия была вынуждена обращаться для организации внешних займов. Ротшильды и Мендельсоны, Морган и Яков Шифф, которых консерваторы и черносотенцы обвиняли в заговоре против России, в действительности не раз спасали самодержавие в ситуации острых финансовых кризисов. Разумеется, не в ущерб собственным интересам, но почему должно было быть иначе?
В общем, влияние евреев в российской финансово-банковской системе и коммерции было значительным, неоспоримым и со временем лишь усиливалось. В позднеимперской России евреи служили этническим воплощением грандиозных культурных и политических перемен, ассоциировались с новым — капиталистическим — социо-экономическим укладом. Эта ассоциация была общепринятой: ее разделяли как русские антисемиты, так и юдофилы и люди, относившиеся к евреям нейтрально. Но выводы из этого фундаментального факта делались прямо противоположные: для первых евреи как носители новизны подрывали внутрироссинекую стабильность; вторые, наоборот, считали желательным поощрять участие евреев в финансах и коммерции, ибо видели в них важный катализатор российского обновления и экономического развития. В этом смысле очень показателен конфликт Министерства финансов и Министерства внутренних дел, символизировавший, по точному замечанию Джеффри Хоскин-га, «столкновение императивов экономического роста и внутренней безопасности»211.
Патронируемые министром финансов Сергеем Витте коммерческие и технические училища не ограничивали прием евреев или представителей какой-нибудь другой этнической и социальной группы. Вероятно, Витте и российские технократы покровительствовали евреям и были противниками «черной сотни» по причинам скорее прагматическим, чем абстрактным соображениям гражданского равенства. Они отдавали отчет в нереалистичности социоэкономической и политической программы черносотенцев, а антисемитскую активность считали угрожающей стабильности страны и серьезным затруднением для сотрудничества с заграницей, в частности, для получения западных кредитов. В последнем пункте с ними солидаризовались чиновники российского МИДа, ведь «черная сотня» отнюдь не красила внешнюю репутацию России, а пропагандируемая ее изоляционистская установка противоречила российским внешнеполитическим планам. Не удивительно, что черносотенцы считали Витте своим злейшим врагом и даже организовали покушение на отставного, но все еще влиятельного государственного деятеля.
Еще раз повторим: вряд ли противники «черной сотни» и сторонники еврейского равноправия были в большинстве своем юдофилами,—скажем, это точно не относится к ратовавшему за гражданское равноправие евреев Петру Столыпину. Они относились к евреям в характерном для российской аристократии духе: свысока и с пренебрежением, а многие из них даже оставались антисемитами. Но национальные интересы России и даже русский национализм они не отождествляли с антисемитизмом, считая последний ненужным и вредным для страны.
Для либерально настроенной части российского общества любой антисемитизм был категорически неприемлем как ассоциировавшийся с реакцией и царской политикой. Любые критические замечания (вне зависимости от степени их обоснованности) в адрес евреев априори отвергались как обскурантистские и
