ходить «турецкой картой». Адмирал Колиньи установил связи с Сулейманом Великолепным, прерванные смертью султана в 1566 году. После убийства адмирала во время Варфоломеевской ночи контакты с султаном Мурадом III завязал Генрих Наваррский (будущий Генрих IV), неоднократно получая обещания помощи против Филиппа II.
Восставшие Нидерланды также пошли по этому пути. Уже в 1569 году тайный посланец Вильгельма Оранского прибыл в Константинополь. Попытки установления прямых контактов с Портой предпринимались и в последующие годы. Символический смысл имел один эпизод в длительной борьбе нидерландцев против армии Филиппа II: когда осажденный испанцами Лейден был спасен прибытием подкреплений, солдаты носили на своих шляпах изображение полумесяца с надписью «Лучше турки, чем паписты»7.
Интересы еще одного важного участника конфликта - Венеции, связанные с отсутствием у нее достаточных сил (особенно сухопутных) для отпора натиска Оттоманской империи, влекли островную республику к попыткам создания возможно более широкого и мощного союза против турок, превращения войны против султана Я конфликт христианства и ислама. Вместе с тем крайняя зависимость Венеции от торговых путей на Восток, находившихся под турецким контролем, от поставок зерна ич Малой Азии, с Балканского полуострова и из Южной России, подвоз которого был невозможен без согласия султана, уязвимость венецианских владений в Восточном Средиземноморье делали Республику святого Марка особенно податливой на турецкие угрозы и готовой на крайние уступки ради окончания войны. В 1540 году Венеция пышла из антитурецкой коалиции, в которую входили помимо нее император и папа, и обратилась к Порте с просьбой о мире. Причиной были явное несовпадение поенных целей Венеции и Карла V (он ограничивался борьбой против Алжира) и забота о сохранении оставшихся владений в Восточном Средиземноморье.
Венеция сыграла особую роль в тайной войне, которая сопровождала вековой конфликт. Информация, которую имели друг о друге обе стороны, столкнувшиеся в конфликте, была, как говорилось выше, весьма неполной и, главное, обычно крайне устаревшей. Поэтому сведения, которые можно было получить любым путем из Константинополя, ценились очень высоко. Источником таких сведений для ряда христианских государств были Венеция с ее хорошо налаженной разведкой, а также некоторые круги в порту Рагуза (нынешний Дубровник), которые, в частности, регулярно снабжали новостями Ватикан. Турки, в свою очередь, решили использовать осведомленность венецианской дипломатии и секретной службы. Во времена мира с Турцией Республика святого Марка была очень заинтересована в том, чтобы не возбуждать неудовольствия султана. Учитывая это, венецианского посла в Константинополе вежливо попросили сообщить Порте все детали подготовки императором Карлом V военного флота. С турецкой стороны было любезно добавлено, что выполнение этой просьбы не обременит венецианское правительство, поскольку его представители знают даже, «что делает рыба в морских глубинах».
Впрочем, случались провалы и у венецианской разведки. В 1540 году инструкции венецианскому послу, который вел мирные переговоры с турками, были проданы французам, а те передали полученные сведения своим турецким союзникам. Это имело самые тяжелые последствия и резко ухудшило для Венеции условия договора, подписанного с турецким султаном8.
Англия при Елизавете лридерживалась принципа держаться подальше от борьбы с исламом9. Это вполне соответствовало интересам британской торговли. Позднее английская дипломатия начала все более активно использовать связи с Портой в своих дипломатических комбинациях.
На протяжении XVI века неоднократно выдвигались проекты прекращения одного векового конфликта путем объединения обоих лагерей для участия в другом. Кальвинист Ла Ну, брошенный в тюрьму Филиппом II, в 1584 году составил план нового крестового похода. Такие же идеи развивал капуцин отец Жозеф, позднее ставший главой секретной службы Ришелье. Все эти планы остались на бумаге.
Наиболее серьезных успехов Габсбурги добивались, когда наступала временная пауза в развитии одного из конфликтов. Яркий пример тому - победа объединенных эскадр, выставленных Испанией, Венецией и папой, над турецким флотом при Лепанто 7 октября 1571 Т. Это было как раз в то время, когда казалось, что герцогу Альбе удалось полностью подчинить Нидерланды, а Англия - другой возможный противник - была парализована недавним (1569 г.) католическим восстанием в северных графствах, и Елизавета I опасалась новых заговоров (одним из них стал знаменитый «заговор Ридольфи», который мог быть отчасти и правительственной провокацией). Политика временного приглушения одного из конфликтов для сосредоточения всех сил на другом становится С конца 70-х годов вполне осознанной целью испанской дипломатии. В 80-е годы она добивается неоднократно иозобновляемых соглашений о перемирии с турками, чтобы сосредоточить силы против Англии и Нидерландов, имеете с тем обвиняя их в стремлении заручиться поддержкой «врагов христианства».
С начала XVII века исчезает прежнее единодушие в оценке серьезности турецкой угрозы. Сомнения в том, что Порта по-прежнему представляет опасность для западного христианства, стали высказываться все чаще. Еще в 1607 году английский посол Генри Лелло, вернувшись на родину, ниразил мнение, что Турция переживает упадок и что западноевропейским странам будет нетрудно одержать над ней решительную победу. Его преемник в Константинополе Томас Ро, наблюдая за хаотическим состоянием дел но времена очередного междуцарствия и мятежа янычар, и 1622 году писал, что Оттоманская империя «неизлечимо больна». Ро предвосхитил на 230 лет известную фразу русского царя Николая I о Турции как о «больном человеке Европы»10.
По мере ослабления Порты Габсбурги не раз стремились утилизировать недовольство порабощенных турками христианских народов Балкан, пытались вмешиваться в борьбу за престол, возникавшую после смерти почти каждого из султанов. В 1609 году и в последующие годы испанские власти обсуждали планы использования некоего Яхия, утверждавшего, что он сын Мехмеда III, родивший-i D в октябре 1585 года и переправленный в Грецию своей матерью, которая опасалась, что ее ребенок будет убит иреле смерти султана и вступления на престол его преемника. (Сам Мехмед при занятии трона истребил 18, по другим сведениям - 21 своего брата.) На протяжении последующих двух десятилетий о возможности извлечь ш.поду из притязаний этого турецкого «Гришки Отрепьева» не раз подумывали правительства ряда европейских стран.
Особое внимание обращало на себя отставание турецкого военного флота, по-прежнему состоявшего из галер, тогда как в Европе стали строить значительно более крупные и быстроходные парусные корабли. Много говорили об ослаблении Порты сторонники нового крестового похода, которые не перевелись даже после начала Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.), сделавшей явно невозможным осуществление такого проекта. Констатация упадка могущества Порты явно опережала события, и планы военного решения конфликта со всем исламом - и даже с одной только Оттоманской империей - по-прежнему оказывались столь же химерическими, как и за столетие до этого, в годы правления Сулеймана Великолепного. Окончательно упадок Порты стал очевидным после последнего турецкого похода в Западную Европу в 1683 году, закончившегося поражением под Веной. Польский король Ян Собеский вступил в освобожденную от осады Вену. Вскоре в свою столицу вернулся и император Леопольд, публично вопрошавший, должен ли он, наследственный монарх, давать аудиенцию королю по праву избрания, каким являлся победитель турок. Обсуждение этого вопроса, ярко проявившее истинно габсбургское представление о благодарности, заняло целых пять дней, и турки смогли спокойно отступить за пределы Австрии. После 1683 года для Порты начинается период почти непрерывных неудач и отступлений. Войны Габсбургов против Оттоманской империи в самом конце XVII и начале XVIII века уже во многом лишены примет векового конфликта. Религия перестает играть прежнюю роль; это проявилось и в том, что офицеров в императорские войска набирали, не обращая внимания на то, католики они или протестанты, что главнокомандующим был принц Евгений Савойский - если не свободомыслящий, по критериям того времени, то явно равнодушный к религии человек (ходили даже слухи, что его пытались отравить иезуиты, когда он воевал против армий Людовика XIV). Но и на этой стадии вековой конфликт не получил военного решения. Он постепенно переставал быть самим собой, превращаясь в пресловутый «восточный вопрос» - вопрос о судьбах преимущественно европейских территорий, еще находившихся под властью Порты, и проливов Дарданеллы и Босфор.
