Нидерландов, но натолкнулась на отказ22. Однако сами эти предложения могли лишь усилить подозрения Филиппа II, которые возникали у него часто и без такого серьезного повода. Александр Фарнезе считал безумием посылать армию в разгар войны с голландцами на юг Франции. 4 августа 1590 г. Филипп направил Фарнезе едва ли не самое эмоциональное в истории своей переписки письмо, в котором содержался приказ: «Вы знаете, чего я желаю. Я открыл Вам свое сердце. Чтобы удовлетворить меня, Вы должны двинуться во Францию, и Вы убедитесь, насколько я буду благодарен»23.
В августе 1590 года армия Александра Пармского начала из Фландрии поход на юг, к Парижу, который находился в руках Католической лиги и был осажден войсками Генриха IV. Испанским войскам, руководимым лучшим полководцем того времени, удалось принудить Генриха снять осаду французской столицы. В 1591 году в Париж вошли испанские войска, точнее - 4 тысячи германских и 6 тысяч швейцарских наемников. Несколько тысяч испанцев помогали лигерам обосноваться в Бретани. Они вели наступление в Провансе и Дофине, Лангедоке и Берри. Сам Александр Пармский спешно вернулся во Фландрию для продолжения войны против голландских штатов. Однако испанская интервенция так и не приобрела те масштабы, при которых она смогла бы определить исход войны. (Отметим, что как раз в это время - с 1590 по 1592 г. - резервы, которыми обладал Филипп II, были использованы для подавления восстания в Арагоне.) Генрих IV, отступив от Парижа, теперь постарался перерезать пути снабжения столицы. Особое значение приобрела в этой связи борьба за окруженный его войсками Руан. Потребовалось новое вторжение войск Александра Фарнезе в марте 1592 года, чтобы предотвратить сдачу Руана. Но это был последний успех испанцев. Уже в июне Александр Фарнезе должен был начать отступление. Некоторые из его союзников-лигеров тайно вели переговоры с Генрихом IV24. На обратном пути во Фландрию в декабре 1592 года Александр Пармский скончался от раны, полученной в одном из сражений.
Испанские действия в отношении Нидерландов, Франции и Англии оказались теснейшим образом взаимосвязанными. Филипп II был убежден, что от успеха или неудачи в подавлении голландских «мятежников-кальвинис-•тов» будут зависеть судьбы всей его политики или даже будущее христианского мира. Постепенно стало очевидным, что победы в Нидерландах нельзя достигнуть, не лишив их английской и французской помощи. А этого, '»¦ свою очередь, нельзя было добиться без торжества воинствующей католической происпанской партии во Франции и в Англии. Однако вмешательство во внутреннюю борьбу в этих странах довольно скоро превратилось из средства подавления Нидерландской революции в самоцель, точнее - в орудие утверждения испанской гегемонии под предлогом заботы о восстановлении религиозного единства и спокойствия всего западного христианства. Пожалуй, наиболее колоритной фигурой, олицетворявшей эту политику, и был уже знакомый нам дон Мендоса, посол Филиппа в Англии, а затем во Франции.
…Сменивший дона Мендосу новый испанский посол в Париже Фериа потребовал от Генеральных штатов (они были собраны в январе 1593 г. и состояли из делегатов от территорий, контролировавшихся лигой) провозглашения дочери Филиппа II королевой Франции и отмены для этого салического закона, запрещавшего женщине занятие престола. Фериа к тому же не скрывал, что инфанта выйдет замуж за эрцгерцога Альберта - брата и наследника императора Рудольфа Габсбурга. Это было слишком даже для самых рьяных лигеров. Притязания Фериа встретили быстро нараставшее сопротивление. Не нашел сочувствия и другой его план, предусматриван-ший возведение на трон герцога Карла Гиза и его одновременную женитьбу на инфанте. Было очевидно, что все предложения Фериа сводились к подчинению Франции могущественной испанской державе. Чувствуя ослабление своего влияния, Фериа безуспешно пытался силой установить власть испанцев в Париже. Дело дошло де того, что лигеры открыто выражали радость по поводу поражения, которое потерпел испанский отряд в столкновении с войсками Генриха IV25. Ряды сторонников лиги начали редеть, особенно после того, как Генрих IV в июле 1593 года вновь принял католичество. Исход военных действий вокруг Руана решил, по существу, вопрос об испанской кандидатуре на французский престол. Эта кандидатура могла пройти только при вооруженной поддержке, которой теперь лишилась26. Правда, испанцы не сразу примирились с поражением.
После убийства Генриха III «политики» во все большем числе присоединялись к Генриху Наваррскому; некоторые из них готовы были видеть его на престоле и в случае, если он сохранит свою веру, поскольку он постарается любыми средствами положить конец религиозным распрям. Однако для победы Генриху пришлось перейти в католичество, хотя, возможно, он никогда и не произносил знаменитую фразу «Париж стоит обедни». Смена религии, впрочем, ничуть не изменила нравы короля: про Генриха, который как-то раз завел интрижку с настоятельницами двух монастырей, острили, что он «спит с богородицей и сделал рогоносцем господа бога».
Смена религии Генрихом IV вызвала первоначально резкое осуждение со стороны Елизаветы, но не прекратила поддержки Англией французского короля27.
Через полгода после перехода Генриха в католичество Париж открыл ему ворота. Победа Генриха была торжеством «политиков», программу которых он вполне разделял. Победа была столь полной и окончательной потому, что продолжение гражданских войн вступило в противоречие с коренными интересами не только крестьянства и горожан, жестоко страдавших и доведенных до отчаяния хозяйственным разорением страны, но и основной массы дворянства, напуганного призраком новой Жакерии.
Максимилиан де Бегюн, герцог Сюлли (1559-1641), сподвижник Генриха IV в годы гражданских войн, хотя и советовал своему повелителю перейти в католичество, сам остался гугенотом. Это не помешало Генриху назначить Сюлли своим главным министром. Министр-кальвинист при короле-католике - подобная ситуация противоречила нормам и психологии векового конфликта. Сюлли - активный сторонник партии «политиков» - считал веротерпимость необходимым условием для укрепления абсолютной монархии. В создавшихся условиях Генриху IV оставалось сделать лишь немногое - уступками и подачками поодиночке перетянуть на свою сторону наиболее влиятельных вельмож католической партии. Сторонники продолжения гражданских войн и участия Франции в вековом конфликте, представители общеевропейской контрреформации, прежде всего иезуиты, лишились своей массовой базы (точнее, поддержку потеряла их политическая программа, хотя сами они сохраняли значительную часть своего влияния).
17 января 1595 г. Франция официально объявила войну Испании. В декларации, изданной по этому поводу, ^енрих IV обвинял Филиппа II в том, что тот «под пред-огом благочестия» стремится отвратить французов от реданности их законным монархам и завладеть фран-узской короной28. Иначе говоря, испанскому королю фактически бросалось обвинение в том, что он использовал вековой конфликт как прикрытие планов захвата чужих владений. В сентябре 1595 года папа Климент VIII, как уже говорилось, снял с Генриха отлучение от церкви. Подлинная суть лиги, прикрывавшейся фразеологией контрреформации, становилась все более очевидной для ревностных католиков. Намекая на лотарингский крест, служивший символом лиги, поэт Пассера восклицал:
Скажите мне, что это значит,
Что у лигеров двойной крест?
Это означает, что лига
Распинает Христа еще раз!
Гражданская война продолжалась еще некоторое время, Ййо испанская интервенция повсеместно наталкивалась на отчаянное сопротивление. Испанских ресурсов хватало на Jto, чтобы устанавливать контроль лишь над пограничными или прибрежными районами, да и то он оказывался непрочным. В 1596 году испанцы вынуждены были очистить Тулузу и Марсель. В апреле того же года испанцы неожиданным ударом захватили Кале, но Филипп оказался не в состоянии использовать для войны против Англии попавший наконец в его руки один из портов в проливах Ла-Манш и Па-де-Кале. В 1597 году испанские войска овладели Амьеном, но сумели удержать его только шесть месяцев. Незадолго до своей смерти Филипп II вынужден был заключить мир с Францией. 40 лет потребовалось ему, чтобы осознать невозможность победы. Вервенский договор, подписанный 2 мая 1598 г., сохранял границы в том виде, и каком они были зафиксированы Като-Камбрезийским договором в 1559 году29.
Вместе с тем немалое число французов настолько привыкло за десятилетия и к внешним, и к гражданским войнам, проходившим в русле векового конфликта, что считало их неизбежными и опасалось их окончания. Герцог Карл Ангулемский вспоминал, что весной 1598 года были слышны громкие голоса противников мира. Они твердили, что подобно тому, как Като-Камбрезийский договор, оставив без дела многих людей, положил начало гражданским войнам, так и предполагаемый мир с Испанией послужит
