источник утечки информации. Может быть, это было и так, но Ришелье нисколько не смягчился в отношении заговорщицы, не раз пытавшейся сорвать его планы. И в своем политическом завещании отозвался о ней с явным презрением. Некоторые считали, что кардинал узнал о договоре Ща писем испанского губернатора Южных Нидерландов дона Франческо де Мельоса, перехваченных разведкой Ришелье. Согласно еще одному слуху, копию договора нашли на судне, которое во время шторма село на мель неподалеку от Перпиньяна3. Надо учесть, что с 1636 года Ришелье имел важного агента в Мадриде - провансальского барона, участника прежних заговоров против кардинала. В сохранившейся корреспонденции имеются намеки на то, что именно от него, по-видимому, исходили известия о договоре. Некоторые историки считают, что заговорщиков мог выдать сам Оливарес в обмен на определенные компенсации со стороны Ришелье. Если это так, Оливарес, вероятно, переслал договор через французского командующего в Каталонии де Брезе, шурина кардинала. Однако многое говорит против этой гипотезы. Предателем мог быть Гастон Орлеанский. Но выдать заговор могла и Анна Австрийская - ведь ее приближенным и любовником был кардинал Джулио Мазарини, ближайший советник и преемник Ришелье на посту первого министра Франции. Загадка так и не была решена.
Заговорщики тщетно надеялись на скрытую неприязнь, которую, по их мнению, питал Людовик XIII к своему министру. Сохранившаяся переписка свидетельствует о самом тесном сотрудничестве между королем и кардиналом, она доказывает, что внешние знаки неудовольствия и даже зависти монарха по отношению к Ришелье были со стороны Людовика XIII скорее игрой и симуляцией, в которых он проявил немалую ловкость. Такая симуляция и побудила многих современников считать - это общее убеждение отразили знаменитые «Мемуары» Ларошфуко, --что король будто ненавидел своего слишком проницательного и непогрешимого министра. Получив текст договора, тяжело больной Ришелье послал его Людовику XIII, и король согласился на арест Сен-Мара. Конечно, королеву и Гастона Орлеанского тронуть было нельзя. Герцога Бульонского спасла его жена. Герцогиня довела до сведения Ришелье, что, если ее мужа казнят, она сдаст крепость Седан испанцам. Герцог был помилован, но он заплатил за это отказом от Седана. Сен-Мар 12 сентября 1642 г. взошел на эшафот. Ему было тогда 22 года. Вместе с ним был казнен его лучший друг - де Ту. Он не учасit-bo вал в заговоре, но знал о нем и не донес кардиналу. Фонтрай успел бежать за границу. Он сразу же сообразил, что игра проиграна, когда получил известие о посещении короля посланцем от кардинала.
Заговоры против Ришелье объективно были направлены на то, чтобы снова повернуть курс внешней политики Франции в сторону Мадрида и Вены. Их неудача означала победу линии на поддержку противников габсбургского лагеря. Формулируя цели своей внешней политики, Ришелье писал: «До предела, до какого простиралась Галлия, должна простираться Франция»14. Это была идея, восходившая ко времени Генриха IV. В «Географии», издававшейся с 1593 по 1643 год во Франции, доказывалось, что эта страна должна иметь такие же границы, как древняя Галлия 5. Идея естественных границ будет позднее подхвачена выдающимся французским военным инженером маршалом Вобаном, который, однако, рассматривал ее как довод против безудержных завоевательных планов. В написанном около 1700 года сочинении «Нынешние интересы христианских государств» Вобан писал: «Все честолюбивые притязания Франции ограничиваются вершинами Альп и Пиренеев, Швейцарией и двумя морями» . «Естественные границы» - эти слова еще не были в ходу в XVII веке, и они обосновывались и ссылками на языковые границы (их можно найти уже у Генриха IV, и их повторял его внук Людовик XIV). Когда же приходилось оправдывать «естественную границу», далеко выходившую за область господства французского языка - Рейн, идеологи монархии ссылались на древних авторов - Цезаря, Страбона, указывавших на эту реку как границу античной Галлии17.
Французские публицисты времен Ришелье выдвигали Францию на роль арбитра в спорах между европейскими державами, в частности между германскими князьями и императором, чтобы противодействовать при этом испанским планам господства18. Характерен пример Анри де Рогана, активного участника политической борьбы в первые годы правления Ришелье. Первоначально он, протестант, был противником кардинала, но после падения Ла-Рошели перешел на сторону всемогущего министра и стал ярым сторонником его внешней политики. Роган выполнял 'роль агента Ришелье в Венеции и других государствах, позднее снова рассорился с кардиналом и, поступив солдатом в армию Бернарда Веймарского, был смертельно ранен в сражении в 1638 году. Роган был автором ряда сочинений по политическим и военным вопросам. В трактате «Об интересах монархов и государств христианского мира», посвященном Ришелье, Роган подчеркивает, что государственные интересы должны определять действия государя. По мнению Рогана, судьба христианского мира определяется конфликтом между Испанией и Францией, который может окончиться только торжеством одной из этих держав. Однако этот результат может быть достигнут лишь в далеком будущем, а в настоящем неизбежно равновесие между этими державами.
В своих работах Роган на примере Испании анализирует использование религии как орудия внешней политики, как прикрытия завоевательных планов. Испанской дипломатии удалось убедить папу и итальянских князей, что Филипп II являлся защитником их веры. Испания пыталась использовать и французских протестантов против короля, и английских католиков против монархов-протестантов. Географическое положение определяет политику Франции - она призвана поставить преграду испанскому напору и вместе с тем убедить папу, что равновесие сил - единственная возможная гарантия его независимости. В 1641 году в Гааге был издан на французском языке трактат «Свободная война», доказывавший законность действий католиков, нанимающихся солдатами к государям, воюющим против католических монархов. «Государственный интерес может продиктовать подобные же действия и целым государствам»9.
Ришелье умер вскоре после раскрытия заговора Сен-Мара. Узнав о смерти кардинала-министра, римский папа Урбан VIII воскликнул: «Если существует бог, Ришелье за все заплатит. Если бога нет, ему повезло»20. Впрочем, казалось, что более всего повезло габсбургским державам, но это только казалось.
Возмездие
Можно было предположить, что военные поражения раскроют глаза испанскому правительству на недостижимость преследуемых им целей. Однако не только Филипп II, но и его преемник Филипп III (1598 -1621) не могли осознать даже самое очевидное - необратимость процессов, приведших к созданию независимой голландской республики.
Постоянное вмешательство испанского правительства в междоусобицы и гражданские войны во Франции и других государствах породило ответное стремление этих стран связать руки Мадриду, подстрекая его к продолжению вооруженной борьбы против Голландии - тогда главной силы протестантизма в вековом конфликте. При этом пускалась в ход сознательная дезинформация - испанцев с помощью ложных слухов старались убедить, что голландцы обессилены раздорами между сторонниками и противниками войны1. Испания втягивалась в войну, которая явно превышала ее силы. В апреле 1619 года главный советник Филиппа III дон Бальтасар де Сунига писал: «Мы не в состоянии вооруженной силой вернуть эти провинции в их прежнее подчиненное положение. Тешиться надеждой, что мы сможем покорить голландцев, - значит стремиться к невозможному, обманывать самих себя»2. И тем не менее в политике Мадрида и во время 12-летнего перемирия (1609-1621 гг.) конфликт между Испанией и Голландией «оставался ключевым вопросом международных отношений»3.
К весне 1621 года окончилось перемирие между Испанией и Голландией. Испанское правительство и его наместники в Брюсселе долго колебались, прежде чем принять решение не возобновлять перемирие на новый срок. Причем явно агрессивные планы испанские власти мотивировали сугубо оборонительными мотивами - необходимостью положить конец нападениям голландцев на заморские владения короны, а
