хозяина.
Вейни должен был волей-неволей преклонить колено у ног предводителя Лиф и сделать самый низкий поклон. Это было уважение, до которого предводитель Лиф снисходил, осознавая, что этот раб все-таки принадлежал Моргейн. Вейни пробрался стороной на свое место позади нее. Горечь подступала к его губам: он был воином, во всяком случае когда-то, и еще он был гордым человеком. Он всегда помнил, что нхи Риджен был гораздо выше этого пользующегося самой дурной славой, скользкого человека. Но Вейни не забывал и о том, что перейдя в число отверженных, он потерял всю связь с прошлым и стал человеком без имени. Не могло быть и речи о каком-либо протесте: правитель Лифа был очень опасен.
— Я буквально заинтригован вашим появлением у нас, — сказал лиф Кесидри. — Вы действительно та самая Моргейн из Айрен?
— Но я никогда не говорила об этом, — ответила она.
Лиф заморгал, слегка откинулся назад, явно находясь в растерянности и нервно облизывая губы.
— Но ведь вы — сама реальность, — продолжал он после паузы. — Второй такой как вы просто не может быть в целом мире.
Неожиданно лицо Моргейн тронула улыбка, не менее опасная, чем ее собеседник.
— Вы совершенно правы, и я действительно Моргейн.
Кесидри глубоко вздохнул. Он исполнил еще один реверанс, который должен был означать проявление самого высокого уважения к гостю в этом зале.
— А как же вы оказались среди нас? Вы вернулись, чтобы начать новые войны?
В его голосе звучало нетерпение и предвкушение удовольствия.
— К сожалению, все пока обстоит очень прозаично, — ответила Моргейн. — Я нахожусь здесь по необходимости. А вас, кажется, начинают интересовать мои путешествия? И, — она потупила глаза, — вы были чрезвычайно милосердны и щедры ко мне и к моему илину. Но я была бы не менее благодарна, если бы подобная справедливость была разделена и между близнецами.
Кесидри вновь облизнул рот, и в его взгляде появилось некоторое беспокойство.
— Вы говорите, близнецы? А, эти злые-презлые ребятишки?! Они будут наказаны.
— Разумеется, так и должно быть, — заметила Моргейн.
— Вы пообедаете с нами сегодня вечером? — спросил он, меняя тему разговора.
— Это очень приятное и почетное для меня приглашение, лиф Кесидри, — ответила Моргейн, по- прежнему не меняя улыбки, которая оставалась восхитительной и чистой. — Но мой илин и я… мы нуждаемся в отдыхе.
— Да, но его болезнь не должна помешать…
— Мой илин нуждается в уходе, — сказала она. Тон, которым она произносила это, был очень учтивым, но в нем сквозила ледяная решимость. Улыбка не сходила с ее лица.
Кесидри даже вздрогнул, будто наскочил на невидимую преграду, и тоже улыбнулся, взглянув в этот момент на Вейни, который молча вернул этот взгляд. Он был весь охвачен внутренней уверенностью, что грязные убийства — это главное, что присуще сердцу человека по имени лиф Кесидри, и понимал, что ненависть предводителя Лиф направлена отнюдь не на Моргейн, перед которой тот испытывал благоговейный страх, а на человека, которому он не мог приказывать именно сейчас.
Внезапно Вейни испугался. Он не был уверен в том, хватит ли у Моргейн сил, чтобы выйти победительницей из этого поединка? Она, на его взгляд, очень легко принимала ту смертельную игру, которую ей навязывал сумасшедший. Но теперь ему ничего не оставалось, как продолжать оценивать достоинства своей лио и с напряжением ожидать, отдаст ли она его Кесидри, если будет вынуждена бежать из этого зала, напоминающего притон сумасшедших убийц? Не осталось ли всходов от тех семян человечности, которые, возможно, изредка попадались на ее жизненном пути?
Но пока так или иначе она защищала свои права с властным упорством, то ли для того, чтобы спасти его, то ли для того, чтобы просто потешить собственное высокомерие.
— Но вы должны были умереть? — задал очередной вопрос Кесидри.
— Да, я действительно едва не умерла, — прозвучало в ответ. — И по моим представлениям я была здесь совсем недавно, всего месяц назад. Но в то время здесь правил Иджнел.
Безумные глаза Кесидри, поначалу заблестевшие, а потом вновь заморгали, когда Моргейн совершенно непреднамеренно назвала имя правителя, который был его предком и умер около ста лет тому назад. В его взгляде появилась злость, поскольку он воспринял это невинное замечание как насмешку.
— Именно недавно, — повторила она совершенно спокойно, — потому что все время, которое вы прожили здесь, для меня прошло как промежуток между вчера и сегодня. Мир очень велик, а я привыкла проходить сквозь него, не задерживаясь на извивах многочисленных дорог. Сейчас я здесь, вместе с вами, и должна заметить, что вы очень похожи на Иджнела.
Выражение лица Кесидри непрерывно менялось, будто подвергалось атаке самопроизвольных эмоций, и, в конце концов, приняло маску, которая, как он считал, наиболее походила на его предка.
— Но каким образом? Как вам удается делать это?
— С помощью огня, который можно наблюдать в Инор-Пиввне. Не составляет большого труда использовать это пламя для подобных целей. Единственное, что нужно для этого, так это смелость. Нужно заметить, что это довольно-таки жуткое путешествие.
Это было уж слишком. Кесидри несколько раз глубоко вздохнул, как человек, падающий в обморок, и откинулся на спинку стула, бессильно опустив руки на длинный меч и открыв от изумления рот.
— Вы должны рассказать нам об этом как можно больше, — сказал он наконец.
— Я с удовольствием сделаю это за обедом, — сказала Моргейн.
— Ах, останьтесь сейчас, посидите с нами, выпейте вина, — просительно заговорил хозяин.
Моргейн вновь, уже в четвертый раз за время приема, холодно улыбнулась. И на этот раз ее улыбка была ослепительной и фальшивой.
— С вашего разрешения, повелитель, мы хотели бы отдохнуть после такой тяжелой дороги. Иначе, боюсь, вечерний прием мы просто не выдержим. Поэтому мы поднимемся в нашу комнату и немного отдохнем. Когда же подойдет час обеда, вы пришлете за нами.
На лице Кесидри появилась гримаса недовольства. Момент был очень опасный, но Моргейн продолжала многообещающе улыбаться, и если бы окружающие не были так поглощены собой, то наверняка почувствовали бы, что эта обворожительная улыбка источает смертельный холод. Кесидри поклонился в знак согласия. Моргейн встала и тоже поклонилась.
Вейни вновь оказался у ног правителя Лифа, заметив при этом взгляд, которым тот провожал удаляющуюся Моргейн.
Этот взгляд, к его удовлетворению, по-прежнему выражал благоговейный страх.
Вейни все еще подрагивал от изнеможения, когда они наконец добрались до своей относительно безопасной комнаты. Он сам придвинул стул к двери и только после этого уселся на кровать. Моргейн своей холодной рукой ощупала его лоб, чтобы убедиться, насколько спала лихорадка.
— Хорошо ли ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Достаточно хорошо, госпожа. Я прошу вас, не сходите с ума и не вздумайте что-нибудь попробовать за этим обедом сегодня ночью.
— Да, не очень-то приятная перспектива, но я обещаю тебе это. — Она отстегнула меч и прислонила его к стене.
— Ты играешь с ним, — сказал Вейни, — но не забывай, что он сумасшедший.
— Он привык всегда поступать по-своему, — сказала Моргейн, — а новизна ощущений чрезвычайно интригует его. — Она присела на свободный стул и сложила руки. — Отдых — вот что нам сейчас необходимо.
Он прилег на кровать, упершись плечами в стену, и задумался.
— Я рад, — сказал он, отвлекаясь от собственных мыслей, — что ты не сбежала отсюда одна и не оставила меня погибать от лихорадки. Я благодарен тебе, лио.
Она взглянула на него.
— Но ты полагаешь, что в некоторых случаях гораздо лучше быть илином, чем находиться у меня на службе? — неожиданно спросила она.
Эта мысль охладила его.
