23
Мелеин наконец уснула. Ньюн протер усталые глаза, положил тяжелый металлический овоид на колени и привалился спиной к теплому пушистому боку дуса. Дункан лежал на животе прямо на песке. Его оборванная одежда плохо защищала от колючек и острых камней; кожа в прорехах была покрыта царапинами и солнечными ожогами. Глаза его, незащищенные вуалью, были воспалены, из них постоянно сочилась жидкость, и на мокрые следы налипла корка пыли, как у дуса, страдающего от мьюк.
Сейчас землянин слишком устал, чтобы доставить им какие-нибудь неприятности. Ньюн заметил джо, примостившегося на каменном столбе. Скорее всего, он укрылся здесь от дневной жары. Это безвредное существо выслеживало змей, свою основную пищу. Что ж, это неплохой сосед для отдыха.
Ньюн склонил голову к овоиду, обнял его руками и расслабился, решив немного поспать. Мелеин согласилась наконец сделать привал. Она сама валилась с ног, когда они остановились здесь. Она была совсем без сил, хотя и отказывалась признать это.
Она отошла за камни, взяв с собой одеяло, сказав при этом:
— Я думаю, это поможет моему боку.
И, поскольку она не была ни кат'ен, ни кел'е'ен, то ей пришлось самой позаботиться о себе. Ньюн боялся, что у нее сломаны ребра или в них есть трещины. Сильный страх охватил Ньюна и не покидал его.
Но она вернулась, зажимая рукой бок. На ее тонких губах играла слабая улыбка. Она сказала, что чувствует себя гораздо лучше и даже постарается уснуть. Тяжесть свалилась с души Ньюна, когда он увидел, что это действительно так, что боль ее уменьшилась.
Но страх не ушел. Ньюн очень боялся остаться один, потерять Мелеин.
Остаться последним мри.
Ему снился эдун; его башни беззвучно рушились, объятые пламенем. Он проснулся, судорожно прижимая гладкий овоид к себе и думая, что он тоже проваливается в Мрак.
Но он сидел на песке, и дус неподвижно лежал рядом с ним. Джо в стремительном прыжке схватил зазевавшуюся ящерицу и снова забрался на свой наблюдательный пункт. Там, придерживая добычу сложенными крыльями, он стал поедать ее, внимательно посматривая по сторонам.
Ньюн положил овоид рядом с собой так, чтобы все время чувствовать его, и положил голову на дуса. Он снова уснул и проснулся от того, что стало жарко. Он взглянул на взошедшее солнце и увидел, что его лучи безжалостно жгут обнаженную кожу спящего Дункана. Землянин ничего не чувствовал и не шевелился.
— Дункан, — позвал Ньюн. Он не получил ответа, неохотно наклонился вперед и толкнул землянина. — Дункан!
Коричневые глаза открылись и сонно посмотрели на него.
— Солнце, глупый ци'мри, солнце. Перейди в тень.
Дункан перебрался на новое место и снова впал в забытье, улегшись обнаженным лицом на холодный песок. Затем его глаза заморгали, открылись, и он окончательно проснулся.
— Нам пора идти? — слабым голосом спросил он.
— Нет. Спи.
Дункан поднял голову, посмотрел на Мелеин, которая еще лежала и смотрела на него. Он прошептал:
— Вероятно, земляне скоро будут на Кесрит. Ей нужна медицинская помощь. Ты это знаешь. Если мы убедимся, что на самолете земляне, мы должны подать им сигнал. Послушай, война окончена. Я не думаю, что ты настолько хорошо знаешь нас, чтобы верить, но мы не собираемся воевать и дальше. Никакой мести, никакой войны. Идем со мной. К землянам. Ей нужна помощь.
Ньюн терпеливо выслушал Дункана. Он понимал, что землянин верит в то, что говорит.
— Возможно, это правда, — сказал он, — но только она не примет этого.
— Она умрет. А лечение…
— Мы мри. Мы не признаем другой медицины, кроме своей. Она сделала все, что могла. Может ли чужой коснуться ее? Нет. Мы живем или умираем, мы лечимся или не лечимся. — Он пожал плечами. — Может, наша жизнь не самая разумная. Иногда мне кажется, что далеко не самая. Но мы — последние, и мы должны жить так, как жили все наши предки. Все остальное теперь не имеет смысла.
И он снова лег, думая о Мелеин, о том, как они одержали маленькую победу над ци'мри, как они сохранили свои традиции и историю своего рода. И пальцы его ласково поглаживали поверхность металлического овоида.
— Я нарушил две традиции, — сказал он. — Со мной был ты, и, тем не менее, я нес груз. Но там, где речь идет о чести госпожи, я не пойду на компромисс. Нет. Я не верю в твоих врачей. Я не верю в твой народ и в твою жизнь. Она не для нас.
Дункан долго и сумрачно смотрел на него.
— Даже ради того, чтобы выжить?
— Даже ради этого.
— Если я вернусь к своему народу, — сказал Дункан, — то я расскажу о том, что сделали регулы, что произошло в порту ночью. Я не знаю, будет ли от этого какая-нибудь польза, изменится ли что-нибудь к лучшему. Но я должен все рассказать.
Ньюн наклонил голову — жест уважения.
— Регулы скорее убьют тебя, чем позволят говорить. А если ты надеешься, что ради этого я позволю тебе покинуть нас, то должен сказать, что ты ошибаешься.
— Ты мне не веришь.
— Я не верю твоим словам о том, что земляне помогут нам, а не регулам.
Дункан замолчал, глядя в пустоту. Он выглядел очень усталым и очень несчастным. Он вытер струйку крови, сочившейся из царапины на подбородке, и снова лег неподвижно, хотя спать не собирался.
— Не вздумай убегать снова, — посоветовал ему Ньюн, которому не понравилось настроение Дункана. — Не пытайся. Я хорошо обращаюсь с тобой, но ты не рассчитывай на это.
Коричневые глаза взглянули на Ньюна. Глаза ци'мри. Дункан с трудом сел; он двигался так, будто у него болел каждый мускул. Скривившись от боли, он потер голову.
— Я хочу остаться живым, — сказал Дункан, — как и ты.
Слова повисли в воздухе. Это было не все.
— Это не все, это не самое важное, — сказал Ньюн.
— Я знаю, — ответил Дункан. — Перемирие до тех пор, пока ты не доставишь ее в безопасное место, до тех пор, пока она не поправится. Я знаю, ты убьешь за нее. Я знаю, что, кто бы она ни была, она очень дорога тебе.
— Госпожа, — сказал Ньюн. — Мать Дома. Она — последняя. Кел'ен — только инструмент в ее руках. Я не могу давать никаких обещаний.
— Разве не может быть другого поколения? — внезапно спросил Дункан. И Ньюн смутился, но эти слова не оскорбили его. — Разве вы не могли бы… если бы все было по-другому…
— Мы — кровные родственники, а ее каста должна оставаться целомудренной, — мягко ответил Ньюн. Он объяснял то, что мри никогда не объясняли чужим. Это касалось не только кела, и говорить об этом было запрещено. — Каты или Келы могли бы дать ей детей, но их нет. Для нас теперь нет другого пути. Теперь мы или останемся живы, или погибнем. Мы — мри, и это больше, чем просто название расы, Дункан. Это древние традиции, и мы не можем изменить им.
— Я не буду пытаться отомстить регулам, — сказал Дункан. — Я останусь с вами. Я подожду с возвращением. У меня много времени. Все время в мире принадлежит мне.
— А у нас его нет, — сказал Ньюн. Он со страхом подумал, что Дункан во многом умнее его. Если землянин был кел'еном, то он далеко превзошел границы своей касты. Он смог предположить, что Мелеин может умереть, а этот страх постоянно жил в сердце Ньюна. Ньюн посмотрел на спящую Мелеин. Ее спокойное дыхание немного успокоило его.
— Время и покой, — сказал Дункан, — возможно, она и поправится.
— Я принимаю перемирие, — сказал Ньюн. Он отбросил мэз и, перекинув один ее конец через плечо, открыл свое лицо землянину. Это было трудно сделать, ведь он никогда не показывал свое лицо ци'мри, но
