Вейни взглянул через плечо, преследователи мчались в темноте по краям дороги, скрытые белыми камнями.
— Тогда остановимся и примем бой, — крикнул он. —
— Могут быть и другие, — крикнула она в ответ, имея в виду местность за холмами, он понял суть ее страха, и попытался рассуждать так же, как и она, о Манте, камнях и воротах.
Всадники легко могли оказаться приманкой, а главная цель — задержать их или сбить с пути.
Опять и опять, она старше и больше сражалась.
Они перевалили через гребень холма и какое-то время скакали одни, помедленнее, так долго, что он успел пару раз оглянуться, и Моргейн обернулась, тоже, ветер раздувал ее волосы.
Преследователи исчезли.
— Мне это не нравится, — сказала она.
Дорога, которая все это время шла совершенно прямо, здесь поворачивала на восток, в точности как на карте, которую когда-то Чи нарисовал для них.
И его инстинкты кричали о ловушке.
—
Моргейн ничего не сказала, но внезапно повернула Сиптаха в сторону холмов, и пустила его быстрым шагом по травянистой неровной земле.
Глубже и глубже в неведомую холмистую местность, и без проводника.
Наконец они поехали медленнее, держа путь по солнцу, через травянистые холмы, кустарник и невысокий лес.
С верхушек холмов и лесных опушек они внимательно оглядывали окрестности, время от времени останавливались, слушали звуки леса и следили за птицами, пытаясь угадать, не преследуют ли их.
Моргейн больше не говорила. Он тоже скакал молча, весь превратившись в слух, ловя любой намек на кого-то другого.
Солнце село. Только тогда Моргейн заговорила: — Сегодня ночью темнота помогает им, а не нам, тем более мы не знаем местности. Мы должны найти место, где можно немного отдохнуть.
— Спасибо Небесам, — пробормотал он, и когда они нашли хорошее место, глубокую складку между холмами, заросшую кустарником, и когда они укрыли лошадей под деревьями, вычистив и накормив их, только тогда он почувствовал, что опять может спокойно дышать и даже с аппетитом съел ужин, который они приготовили, не разводя огня.
— Давай, — волнуясь сказал он, — проведем завтрашний день здесь, я похожу вокруг и принесу еду для лошадей — не думаю, что мы должны уехать отсюда раньше, чем через несколько дней. Нет, ты выслушай меня до конца! — крикнул он, заметив, что она уже собралась отвечать ему. — Я сделаю все, что ты попросишь, и ты это знаешь. Но все-таки выслушай. Время играет на нас. Даже если потребуется несколько месяцев — мы проживем их здесь и потом отправимся в Мант.
— Нет, — возразила Моргейн. — Нет. У нас нет этих месяцев. У нас нет даже дней. Ты понял меня? Этот Скаррин — лорд Манта — он… — Она опять замолчала, опершись подбородком о руку, лежавшую на колене, между бровями появилась вертикальная складка, отчетливо видная даже в умирающем свете дня. — Есть кел и есть кел, и Скаррин — это древнее имя, Вейни, пойми,
— Ты его знаешь?
— Если он то, что я думаю — да, я знаю,
— Тогда кто он такой?
— Я надеялась, что его не существует, только легенды. Возможно я ошибалась. — Она вздохнула и пошевелила пальцами руки. — Поговорим о чем-нибудь другом.
— О чем?
— О чем угодно.
Он вздохнул. И подумал о прошлом. О Моридже. Почему? Почему всегда о нем? Почему всегда темные и мрачные вещи оказываются важнее? Крепость, окруженная водой. Лес, в котором водятся твари, которые не любят ни кел, ни людей. Его кузен. Память просто переполнена всеми этими ужасами.
— По меньшей мере сейчас нам тепло, — сказал он, с отчаяния переходя к разговору о погоде.
— И сухо, — заметила она.
— Здесь хорошее пастбище. Несколько дней, — продолжил он. —
— Вейни…
— Прости меня.
— Нет, ты прав, но у нас нет выбора. Вейни — у меня нет выбора.
Она имела в виду что-то другое, а не скорость их передвижения. Голос дрожал.
— Я знаю, — тоже дрогнувшим голосом сказал Вейни.
Она посмотрела на него, протянула руку и коснулась его, легкое прикосновение, которое обожгло его, как раскаленное железо, вырвало из пучины отчаяния и на какое-то время Вейни вообще позабыл об окружающем мире. Он бы и ухом не повел, если бы сейчас на них с холмов помчалась бы целая армия врагов.
Ну, во всяком случае не сразу, подумал он. Ее руки обхватили его. Губы встретились. И что еще они могли сделать, окруженные врагами, в кольчугах, не отдыхавшие много дней и не имеющие величайшую драгоценность: свободное время, в которое можно насладиться обычным человеческим счастьем.
В конце концов они улеглись спать после того, как покрутились с бока на бок на неровной каменистой земле, под кустами: временное, ненадежное убежище. Он смотрел, как она спит. Он хотел ее — но надежды не было.
Только они сами могут вылечить то, что мучит их, но слишком уж много мучений.
Моргейн разбудила его ближе к рассвету, тень между ним и наступающим днем. Он услышал ее голос, говорящий ему о завтраке и прошептал что-то в ответ, перевернулся и, чтобы успокоить боль в ноющей руке, вытянул ее перед собой.
— Нам надо двигаться, — сказала она, — время не ждет.
— О, Небеса, — простонал он, сунул голову между коленей и обхватил руками шею.
Моргейн не стала спорить, вернулась к лошадям и села на одну из своих седельных сумок; холодный завтрак уже лежал на кожаном мешке, в котором они держали еду: она знала, что все пойдет так, как она хочет.
Вейни пошел вслед за ней, уселся на траву и стал есть скудный завтрак, так же молча, как обычно.
И, не дал волю своему настроению, не стал очертя голову бросаться в спор.
—
Она не сказала ничего. Не нахмурилась, но напряженно думала.
— Дадим ему потерять нас, — продолжал он. — Пускай этот Скаррин построит какие угодно бастионы против нас. Пускай решит, что заставил нас повернуть. Могущественный лорд — почему он должен бояться и бросать свою крепость? Он вообще никуда не пойдет. А тем временем мы изучим местность, будем идти медленно — наберемся сил, отдохнем, найдем дорогу к нему — разве я не прав?
Ее губы вытянулись в линию. В глазах была война, недоверие и размышление. — Возможно.