сменилось мгновенным испугом, и он плашмя упал назад, спиной в портьеры, которые висели там не первый год и поэтому тут же его накрыли под общее веселье. Конфуз.
— Увлекся! Они ж захлопали! Ну, я подумал «э-эх, сейчас каак року дадим!» Но, видать, сразу за всем не уследишь… Вот, равновесие потерял.
Или когда мы репетировали «торжественный» выход на сцену, он из пафосного зрелища сотворил комедийные пляски. Витя должен был первым из-за «кулис» (а в реале из-за портьер) выйти на сцену, сесть за барабаны и потихоньку начать наигрывать, чтобы мы потом к нему присоединились. И вот… Тишина. Ложки-вилки звякают… Витя с довольным лицом поправляет галстук на рубашке, оборачивается к нам с видом преуспевающего джазмена и со словами «Явление первое» делает шаг из-за портьеры, но… задевает носком ботинка оставленный кем-то шнур и на одной ноге пропрыгивает всю сцену поперек и исчезает с другой стороны за портьерой. Понятно, что остановиться он не мог, ибо инерция падения влекла его драгоценный нос на стыковку с полом. Но сами понимаете, со стороны это выглядело, как попытка имитировать Чарли Чаплина в пятисекундной сценке. В общем, «аншлаг» был полный.
— Ромыч! Одолжи денюжки чутец. Труба! Отработаю, ты ж знаешь.
Я пришел к Ромке, так как знал, что парень он душевный и в средствах не особо стесненный. Да и все- таки родной человек почти, вместе все-таки пашем.
— Сколько?
— Ну, пятьсот, что ли… хоть до зарплаты прожить.
— Ладно. Хотя киданул ты нас неплохо! Некрасиво, прямо скажем.
— Ну, прости. Я ж говорил тебе, так нужно было. Совсем мне худо стало. Видишь, и с Машей у меня ничего не склеилось…
— Да, знаю. А бегал-то с ней как угорелый! Тоже мне… Хорошо хоть письмо написал. А то я уж и в ментуру хотел заявить, что ты потерялся.
— Письмо?…
Бездна забвения вдруг глухо ухнула внутри меня, выплюнув на край маленький кусочек. Точно. Я писал. Помню. Но кому? Ромке??! Зачем? Противное липкое ощущение вязкости старалось затянуть в памяти эту картинку, но я не сдавался. Бумага в клеточку, ручка в руке и… вдруг в поле зрения появилась рука, тыкающая в бумагу сбоку, и откуда из-за плеча с замогильным юмором послышался смешок: «Слово это пишется через „о“, а не через „а“. Или времена опять сместились?»
— Письмо?
— Ну, ты совсем! С памятью плохо? Слушай, а может, это не ты мне подослал письмецо-то, а?
— В смысле, подослал?
— Ну, пришел ко мне человечек, странный такой. То ли якут, то ли вьетнамец, не поймешь. В очках темных. На дворе-то солнца уже неделю не было, а он в очках. Ну, думаю, наркот какой-то. А он мне с ходу эдак: «Пришел, — говорит, — чтоб весточку от Андрея Ивченко передать». Так и сказал — весточку. Я еще удивился. Думаю, какой-то вьетнамский студент нанюханный, мать его, а по-русски, что твой барин. Ну и сунул конверт.
— Выбросил?
— Как же! Здесь где-то валяется… Очень уж я хотел как-нибудь тебе это показать через пару лет, чтоб почитал, какую ахинею ты нес в молодости! Идиот ты, Андрюха! Впрочем… Бог тебе судья!
Ромка углубился в загадочные сумерки квартиры, и через некоторое время поскрипываний, шуршаний и возгласов «да где же, блин, оно», вытащил на свет помятый конверт.
— На! Вынеси для себя что-нибудь из этого, и в следующий раз, когда решишь попрощаться с жизнью, или быстро делай это, не говоря никому, либо, что намного лучше, просто скажи себе: «А вот Рома решит, что я полный козел!». Замечу, так оно и будет. По крайней мере, что касается меня.
Я держал в руках послание из времени. Из времени, которое меня, мягко говоря, интересовало. Вот оно! Собственное свидетельство! Сейчас я сам себя обличу, как в хорошем голливудском детективе! Я осторожно вертел письмо в руках, как будто боялся, что оно сейчас исчезнет.
— Все! На этом наши передачи заканчиваются. Спокойной ночи, рррребята!
— Спокойной ночи, друзья! Гав-гав! — я рассмеялся, вспомнив наш прикол. — Спасибо, Ромка, за деньги! И по поводу письма я тоже серьезно подумаю. Уж это я тебе обещаю (здесь моя улыбка приняла трагический оттенок).
— Вали! И не опаздывай на работу! — Ромка захлопнул дверь.
Истертая бумага была неимоверно запачкана, то ли странным посыльным (я мог, в конце концов, и бомжа послать какого-нибудь, с меня станется), то ли долго письмо добиралось до адресата. Я поддел край конверта и вытащил листок, обыкновенный листок в клеточку.
