верховного наблюдателя за экономической жизнью простых людей. И еще большая наглость и самонадеянность – ограничивать граждан введением законов, регулирующих их расходы, и запретами на импорт высококачественных товаров из-за рубежа... Если импортные товары оказываются дешевле аналогичных отечественных, то лучше покупать импортные, сконцентрировавшись на производстве других – тех, что смогут доказать свою конкурентоспособность на внешнем рынке».
И так далее. Короче – XVIII век...
Пророк в чужом отечестве
Идеи Смита были широко востребованы, их использовали многие западные мыслители – от создателей философии утилитаризма Джона Стюарта Милля и Иеремии Бентама до современных неолибералов – и экономические школы – от манчестерской середины XIX века до чикагской ХХ века. Кроме того, они сыграли важнейшую роль в формировании экономических и политических воззрений отцов- основателей США (по странному стечению обстоятельств их основание совпало по времени с выходом главного труда шотландского ученого). Смита читали и высоко ценили Александр Гамильтон, Томас Джефферсон, Джеймс Мэдисон и другие вожди Американской революции, одной из задач которой как раз и ставилось построение общества свободной конкуренции и свободной торговли предприимчивых индивидов.
Однако, как это часто бывает, со временем идеи Смита были основательно переработаны – при всем сохраняемом к ним огромном уважении. Во всяком случае, современный мир с его гигантскими транснациональными концернами далеко ушел от идеалов «морального философа» XVIII века. Также и нынешняя «корпоративная этика» является лишь эрзацем традиционных представлений о морали.
Между тем в «Исследовании» Адам Смит ясно и недвусмысленно сформулировал не только свои политические и экономические симпатии, но и антипатии. Он не доверял, с одной стороны, правительствам, а с другой – разного рода союзам товаропроизводителей и торговцев, которых пророчески называл в книге «корпорациями». Государству Смит оставлял вполне определенные функции: создание условий для развития свободной торговли, защиту индивидуальных прав и свобод, оборону и судопроизводство, а также контроль за общественно необходимыми видами бизнеса – такими, как строительство мостов и дорог. Вместе с тем нельзя сказать, что он выступал за невмешательство государства в сфере, называемой сегодня социальной, – к которой относят пенсионное обеспечение, здравоохранение, образование и т. п. Правда, Смит нигде не говорит и о том, что оно обязано взять на себя ответственность за все перечисленное, не надеясь в этом на частный бизнес. Причина подобного умолчания, очевидно, в следующем. В условиях господства абсолютных монархий он просто не видел путей реализации подобных социальных программ государством. «Гражданское правительство, – писал Смит, – созданное будто бы с целью защиты собственности, на деле становится средством защиты богатых от бедных, защиты тех, кто обладает собственностью, от тех, кто ее лишен».
Однако экономическая несвобода, по Смиту, обусловлена не только диктатом государства, но и чрезмерной концентрацией капитала. Считая личный интерес производителя единственным двигателем экономики, Смит имел в виду разумные потребности, но отнюдь не безграничную алчность, свойственную монополистам. Ученый неоднократно высказывался в том духе, что мотивация производителей не должна конфликтовать с интересами всего общества в целом. Во всяком случае, ему следует бдительно за производителями следить, поскольку те горят неистребимым желанием объединиться – «составить заговор против потребителей, которым таким образом можно навязывать свои цены».
Так что Адама Смита сегодня одинаково почитают не только нынешние американские либертарианцы, сводящие роль государства в управлении экономикой к нулю, но и их оппоненты. Последние требуют (особенно настоятельно – после 11 сентября 2001 года) наложить государственную длань на некоторые сферы экономики. При этом они руководствуются примерно теми же соображениями, что и президент Рузвельт – автор «нового курса» в начале 1930-х годов: экономика стагнирует, всюду спад и апатия, на внешних рынках Америку теснят, и вообще страна – на грани войны. Короче, пора наводить порядок.
Справедливости ради следует отметить, что в современном научном лексиконе разделяются понятия рыночной экономики, страстным защитником которой был Адам Смит, и «свободного рынка без ограничений», за который выступают крайние либералы. Первая имеет несколько базовых принципов – их необходимо придерживаться, чтобы в погоне за личной выгодой производители не забывали про интересы общества. Одним из главных защитников этих принципов призвано быть антимонопольное законодательство, принятое (но не всегда эффективно работающее) в большинстве развитых стран.
Адам Смит – это наше все
Еще более причудливая судьба ждала экономические идеи Смита в России. До нее главный труд шотландского мыслителя добрался довольно быстро – «Исследование о природе и причинах богатства народов» впервые вышло на русском четырьмя томами в 1802—1806 годах (перевод «Теории нравственных чувств» появился спустя почти век – в 1895-м).
Идеи Смита занимали головы не только ученых мужей, но и тех людей, которых принято называть «образованной публикой». Взять хоть Пушкина и его Евгения Онегина. Помните? «Зато читал Адама Смита // И был глубокий эконом, // То есть судить умел о том, // Как государство богатеет // И отчего и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет».
В другом сочинении Пушкина, «Романе в письмах», указывается: «В то время строгость правил и политическая экономия были в моде». Поэт тесно общался с членами Союза благоденствия – кружка Н. Тургенева, где, скорее всего, и набрался революционных идей Адама Смита (они, кстати, весьма увлекли и декабристов). Тургенев рассказывал Пушкину, что «деньги составляют весьма малую часть богатства народного» и что «народы суть самые богатейшие», «у коих всего менее чистых денег».
Литературовед Юрий Лотман писал: «Онегин вслед за Адамом Смитом видел путь к повышению доходности хозяйства в увеличении его производительности (что, согласно идеям Смита, было связано с ростом заинтересованности работника в результатах своего труда, а это подразумевало право собственности для крестьянина на продукты его деятельности). Отец же Онегина предпочитал идти по традиционному для русских помещиков пути: разорение крестьян в результате увеличения повинностей и последующий заклад поместья в банк».
Между прочим, роман в стихах не обошел своим вниманием и один видный экономист, который в своем сугубо научном труде отметил: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги». Экономиста звали Карл Маркс, а труд назывался «К критике политической экономии».
В советский период Адаму Смиту официально воздавалось должное – как классику, основоположнику и т. д. И одновременно ставилось на вид – за то, что «не вскрыл» и «недопонял». Статья о Смите в БСЭ содержит уместный в таких случаях малый джентльменский набор ярлыков: «непоследовательность», «противоречия в методологии», «антиисторизм теоретических представлений» и даже «вульгарные взгляды», на основе которых «сложились различные апологетические буржуазные теории». Впрочем, Адаму Смиту еще повезло, поскольку его «научные идеи составили фундамент классической буржуазной политической экономии – одного из источников марксизма» (цитата из той же БСЭ).
В постсоветское десятилетие об основоположнике экономического либерализма заговорили широко и привольно, как и обо всем прежде запретном или полузапретном. Рунет, например, едва ли не превосходит по количеству ссылок на Смита англоязычный сектор Интернета (среди них, правда, есть аннотации на книги-пособия по биржевой игре, написанные автором, скрывающимся под псевдонимом Адам Смит).
Роберт Оуэн. Гармонист социализма
О Роберте Оуэне старшее поколение помнит в основном по недоброй памяти вузовскому истмату. Однако идеи «источника и составной части», «родоначальника английского социализма» использовались не только марксистами. В современном дошкольном обучении, производственной кооперации, профсоюзном движении, этике бизнеса МОЖНО ОБНАРУЖИТЬ ТО, ЧТО ПЫТАЛСЯ ВНЕДРИТЬ В ПРАКТИКУ ЭТОТ СОЦИАЛЬНЫЙ РЕФОРМАТОР И УТОПИСТ, на деле объединяя «моральную философию» и «теорию богатства». Роберт Оуэн сам называл себя социалистом, но что удивительно – ЕГО ИДЕИ И ПЛАНЫ социального, а лучше сказать – социалистического, переустройства СЕГОДНЯ ПРЕКРАСНО ПРИЛАГАЮТСЯ не к коммунистическому, а именно К КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМУ ОБЩЕСТВУ, позволяя ему развиваться гармонично и на благо его членов.
Приказчик
