безжизненных землях». То есть с широко разрекламированной «зеленой революцией» произошло то же самое, что в свое время случилось с дирижаблями, роботами и космическими поселениями: новые идеи стали воплощаться раньше, чем технологии достигли уровня, позволявшего воплотить их как следует, мир утратил веру в когда-то заманчивый проект, и тот, лишившись общественной поддержки, начал быстро сбрасывать обороты. Сегодня даже беднейшие страны Африки отказываются принимать в качестве гуманитарной помощи генетически модифицированные продукты, полученные по технологиям, идея которых зародилась в лабораториях Борлауга.
Ожидавшаяся революция в медицине также оказалась не столь масштабной, как того хотелось. В 1960-е годы многие верили, что ученые скоро научатся создавать в пробирке искусственные органы, а также добьются того, что поврежденные конечности станут регенерировать, как хвост у ящерицы. Основания для таких ожиданий давала как зарубежная, так и советская пресса. В 1965 году журнал «Техника – молодежи» уверял читателей: «Ведь ту же почку не обязательно занимать на стороне, ее можно вырастить из нескольких клеток, уцелевших в больном органе. Здоровые, они станут остовом для постройки новой почки... Нужно только понять, как одинаковые клетки взаимодействуют, узнают друг друга, что заставляет их собираться воедино. Тогда хирург будет загодя строить, ваять, как скульптор, совершенные органы и вместе с ними возвращать людям здоровье, жизнь».
Между тем ученые, занимавшиеся проблемой регенерации, высказывались по ней более чем осторожно. В 1977 году – на пике интереса к регенерации – ведущий советский специалист в этой области Лев Полежаев писал: «До недавнего времени в учении о регенерации господствовало представление, что мышца сердца у млекопитающих и человека после травмы никогда не регенерирует и в очагах повреждения возникают только соединительные рубцы... однако... при определенных условиях опыта удается получить регенерацию поврежденной мышцы сердца у ряда низших и высших позвоночных и человека». Естественно, речь тогда шла скорее о пересмотре старых теорий, чем о внедрении новых методов. Еще осторожнее высказался коллектив советских ученых, который в том же 1977 году подвел черту под своими многолетними изысканиями: «Проблема регенерации находится в настоящее время в довольно сложном положении... Биологи освоили значительный материал, накопленный патологами при изучении регенерации у млекопитающих животных и человека, и дополнили его новыми данными. Вместе с тем эта важная работа не доведена до конца». Не была она доведена до конца и в последующие десятилетия. С регенерацией случилось то же, что и с другими великими идеями ХХ века: превратить манящую теорию в практику имеющимися средствами было невозможно.
Время шло, а научных прорывов в области регенерации все не происходило. Впрочем, многим другим обещанным прессой чудесам медицины тоже не суждено было стать былью. Люди не стали жить до 120 лет, количество инфарктов не уменьшилось, а увеличилось, а место побежденных болезней заняли новые, о которых раньше никто не слышал. В итоге уже в 1970-е годы многие европейцы и американцы предпочитали лечиться чуть ли не у шаманов, а наши граждане уже в новейшее время крутили головами на стадионах во время сеансов Кашпировского и заряжали воду в банках с помощью телекартинки с Чумаком.
Несмотря на все разочарования ХХ века, люди до сих пор ждут революционных открытий, которые должны решить многочисленные проблемы человечества. Сегодня популяризаторы науки предрекают скорое пришествие нанотехнологий и победу над старостью с помощью стволовых клеток. Да и старые идеи не умерли окончательно. Так, нынешний президент США Джордж Буш не так давно пообещал все-таки построить базу на Луне, а один из футурологов предсказал, что в 2018 году Нобелевскую премию получит за свои достижения искусственный интеллект. Однако опыт прошлого века показывает, что с чем большим энтузиазмом говорят о той или иной технологической революции, тем меньше шансов у нее на успех.
Кирилл Новиков
Владыки сетей
9 сентября 1945 года на вычислительной машине Гарвардского университета был отловлен первый компьютерный баг. Это действительно был баг (bug), то есть насекомое, попавшее в чрево гигантской машины. С тех пор многое изменилось, но компьютеры по-прежнему остаются источником множества проблем для тех, кто ими пользуется. Впрочем, проблем было бы меньше, если бы не люди, которые используют свои таланты для их создания. Этих людей во всем мире принято называть хакерами.
Чародеи-романтики
На самом деле единого мнения, кто такой хакер, нет. Пресса и правоохранительные органы предпочитают называть хакерами субъектов, которые рассылают по сетям компьютерные вирусы, воруют информацию, снимают деньги с чужих счетов и «подвешивают» сайты вредных, по их мнению, организаций. Люди, причисляющие себя к хакерам, не устают повторять, что незаконными операциями занимаются крашеры (крушители), а истинный хакер – это высококлассный программист, который всего лишь бескорыстно стремится улучшить свои и чужие программы.
Между тем грань между хорошими хакерами и плохими крашерами весьма тонка и изменчива, поскольку один и тот же человек сегодня может взломать, к примеру, базу данных, а завтра – продать ее владельцу усовершенствованную систему защиты. В то же время простые законопослушные программисты вовсе не испытывают к хакерам какой-то особой нелюбви, поскольку действительная или мнимая хакерская угроза всегда была для них поводом просить повышения зарплаты.
За время компьютерной революции мир увидел становление нескольких поколений хакеров, у каждого были свои ценности и устремления. Общим же было одно: все этапы хакерского движения приносили пользу интернет-экономике.
На заре своей истории хакеры никому не вредили, даже, напротив, стремились безвозмездно помогать нуждающимся. Колыбелью мирового хакерства по праву считается Массачусетский технологический институт (MIT), который на рубеже 50-60-х годов стал кузницей научно-технической элиты США. Именно в стенах MIT родилось само понятие «хакер», указывающее на человека, способного выдать оригинальное решение сложной технологической задачи.
Нравы в институте царили самые демократичные, и студентам было неофициально разрешено шалить при условии, что шалость окажется высокотехнологичной и послужит вящей славе вуза. Так, однажды выпускники ухитрились неведомо как водрузить на купол главного институтского здания полицейскую машину. В другой раз студенты MIT прославились во время матча по американскому футболу с участием команд Гарвардского и Йельского университетов. Внезапно прямо посреди поля начал расти черный шар – надувшись до значительного размера, он продемонстрировал трибунам надпись «MIT» и тут же лопнул, выпустив белый дымок. После этого инцидента ректор института заявил: «Я к этому абсолютно непричастен. А жаль».
В этой атмосфере технократического веселья росли и будущие застрельщики компьютерной революции, группировавшиеся вокруг лаборатории искусственного интеллекта MIT, в которой, в частности, разрабатывалось программное обеспечение для ЭВМ.
И профессора, и студенты, имевшие отношение к лаборатории, чувствовали себя особой кастой чародеев и пребывали в полной уверенности, что в нарождающемся компьютерном мире нет ничего невозможного, а значит, нет и не может быть никаких запретов.
О тех полузабытых временах в хакерском фольклоре сохранилось немало легенд, больше похожих на волшебные сказки. Так, однажды авторитетный сотрудник лаборатории по фамилии Найт заметил, что некий новичок пытается заставить работать капризный компьютер, попеременно включая его и обесточивая. «Ты не сможешь починить машину простым отключением энергии, если не знаешь, что случилось», – сказал Найт, после чего со значением дважды щелкнул выключателем. Машина заработала.
В другой раз один из специалистов обнаружил на рабочей панели компьютера неизвестный тумблер, носивший следы кустарной сборки. У тумблера было три положения – «выключить», «магия» и «больше магии», причем стоял он в позиции «больше магии». Переключатель был внимательно изучен – обнаружив, что к нему подходит лишь один проводок, специалист совершенно справедливо счел, что имеет дело с очередной шуткой кого-то из коллег, и вырубил «магию». Машина зависла и ни в какую не соглашалась работать без включения загадочного тумблера. Дальнейшее исследование показало, что единственный проводок волшебного переключателя тянулся к проводу заземления – это говорило о том, что устройство
