опускаются другие.
Нельзя же верить Гайдару, который притворяется дурачком: 'Кто умирает с голоду? Покажите нам трупы!'. Такой голод, от которого падают на улице, бывает лишь при блокаде, как в Ленинграде, или при социальных катастрофах, как при депортации кулаков. 'Нормально' голодная смерть приходит к ослабленному человеку в виде гриппа, пневмонии, другой безобидной инфекции, которую легко перенесет человек с хорошим питанием. Тот 'лишний' миллион смертей ежегодно, который принесла реформа, прежде всего есть результат недоедания. Во многом отсюда и резкое расширение пьянства
— известно, что стресс от несбалансированного питания снимается алкоголем.
Начинаешь выяснять, на чем основан оптимизм наших депутатов. Оказывается, запасы продовольствия и возможности закупок, разложенные в среднем на душу населения, позволяют продержаться. Это они предполагают, а точного знания, похоже, нет. Но допустим даже, что запасы есть, поражает логика рассуждений. Вы, товарищи, где живете? В сталинском СССР? При чем здесь запасы, когда у нас рынок, который равнодушен к потребностям и понимает лишь язык денег? В Бразилии недоедает 40% населения, а там продовольствие уничтожают, чтобы цены не сбить.
Недавно вышла книга индийского ученого Амартья Сен, который удостоен Нобелевской премии по экономике за 1998 г., 'Политэкономия голода'. Она для КПРФ сейчас важнее, чем 'Капитал' Маркса. В ней холодным языком сформулированы законы, о которых наши демократы предпочитают не говорить. Но пусть вслушается хотя бы тот, кто чувствует свою ответственность за пропитание собственных детей: 'Голод может быть вызван не отсутствием продовольствия, а отсутствием дохода и покупательной способности, поскольку в рыночной экономике лишь доход дает право на получение продовольствия... Вывоз продовольствия из пораженных голодом районов — 'естественная' характеристика рынка, который признает экономические права, а не нужды'.
Вывоз сельхозпродуктов из регионов, где наблюдается их острая нехватка и даже хронический голод, — это не аномалия, а общее правило. Мизерная часть возвращается потом, с большим шумом, в виде гуманитарной помощи. Достаточно сказать, что за 80-е годы в 9 раз вырос экспорт мяса из Индии. Экспортером мяса была и Сомали
— в то время, как мировое телевидение, облизываясь, показывало нам умирающих от голода детей.
Совсем недавно в Бангладеш, 'вошедшей в рынок', умерло от голода около 200 тысяч человек. Между тем в стране имелись избыточные запасы пропитания. Просто владельцы держали продукты на складах, взвинчивая цены. В сентябре этого года в маленьком городке Дау в Судане умерло от голода 1300 человек — а в целом положение с продовольствием в Судане нормальное. И не надо думать, что в Бангладеш или Судане торговцы такие жадные и злые, а в России — добрые, чуть не у каждого на шее крестик болтается. Рынок есть рынок. Никакой ОМОН не заставит лавочников дешево продавать продукты, если их возьмут и по дорогой цене. Даже если по щекам этих лавочников будут течь слезы от жалости к голодному ребенку. Цена определяется не слезинкой ребенка, а исключительно спросом и предложением.
Пока что наши политики перед угрозой большой беды оказываются не на высоте — интеллектуально и духовно. Быть может, они тайно принимают важные практические решения, и за это им спасибо, но они обязаны еще сказать верное слово. Его ждут люди. При нарастании социального страха слово может быть важнее законов и займов. Страх столь же опасен, как и реальность, а часто и гораздо опаснее. Чего же боятся люди? Прежде всего неопределенности. Сегодня им необходимо честное, разумное и ответственное слово — а не словесный понос Сванидзе и Сорокиной.
Позором покрыла себя сытая, имеющая доступ на телевидение и на эстраду часть художественной интеллигенции. Посмотрите на страны, где часть народа голодает: лучшие поэты и певцы посвящают своим страдающим соплеменникам самые проникновенные строки и песни. Я не говорю о левых, о Пабло Неруде, это именно общая норма, дело нормальной совести. Слышим ли мы что-нибудь подобное от всех наших Михалковых и евтушенок? Нет, они заложили уши ватой, да и совесть, видно, давно заложили в банк. ,
Ну ладно политики и поэты, я скажу об ученых. Наш народ столкнулся с новым явлением для России, после 1947 г. не знавшей голода (голод 1947 г. — следствие войны и страшной засухи — был острым и кратковременным и не оставил никакого полезного опыта). В отличие от России начала века и от стран 'третьего мира', ни общество, ни семья, ни государство России сегодня не имеют ни личных навыков, ни общественных и государственных служб, чтобы нейтрализовать самые разрушительные последствия недоедания. Россия не имеет 'культуры голода'. Такую культуру имела старая крестьянская Россия (например, широкое употребление лебеды в пищу). Но сегодня все это забыто, а главное дефекты питания сосредоточены сейчас не в деревне, а в городе — где ни лебеды, ни крапивы нет.
Проблема осложняется тем, что современная пищевая промышленность выпускает продукты, которыми можно сравнительно недорого утолить чувство голода, и этот 'сигнал тревоги' отключается. Но это — не полноценное питание, в нем нет многих нужных вещей. Человек вроде бы не голоден, а организм его разрушается. Где же помощь специалистов? Где беседы по радио и телевидению, где памятки учителям, где листовки о том, как на скудные деньги наилучшим (пусть и менее приятным) образом пропитать организм? Что надо есть, а что не надо. Этой помощи от русской науки мы сегодня не имеем. Она просто наплевала на ту треть народа, которая в такой помощи нуждается.
А в Ленинграде во время блокады ученые помогли наладить переработку запасов опилок в дрожжи, суп и котлеты из дрожжей спасли сотни тысяч жизней. Это были не просто русские, но и советские ученые. Их бы тогда Гайдар с Явлинским не очаровали.
Насущно необходимые навыки и в семье, и в обществе, и в государстве не возникнут сами собой (вернее, они возникают слишком медленно, с излишними жертвами и потерями). Здесь должна была бы оказать помощь наука, способная снабдить нас целостным знанием о недоедании и голоде как огромной медико-биологической, культурной, социальной и политической проблеме так, как она встает именно в России конца XX века. Хотя и чужой опыт полезен.
В Испании я ходил в созданную католической церковью благотворительную организацию Caritas, в ее библиотеку. Это огромная библиотека литературы обо всех вопросах, связанных с голодом и бездомностью — от Средневековья до наших дней. Социологи Caritas ежегодно готовят доклад о состоянии голодных и бездомных в Испании — кто, где, почему, как им помогают, каков прогноз. Разговаривал я и с руководством службы, и с рядовыми добровольцами, которые помогают бедным. Много они сказали такого, чего в книгах не прочтешь.
В России, куда я ни обращался, никого этот опыт не заинтересовал. У нас все заняты только реформами. Одни кричат — 'вперед, реформы должны идти любой ценой!', а другие — 'изменить курс реформ!' Какой там курс! Поезд катится в пропасть, надо сначала дернуть стоп-кран. Это безумие какое-то, даже здравомыслящие политики вынуждены бить себя в грудь: 'они тоже за рыночные реформы' — иначе люди напугаются. Ведь очевидно, что к этому страшному состоянию нас привела реформа. Любой разумный человек потребовал бы ее остановить и наладить жизнеобеспечение. Накопить жирок, а потом уж снова за эксперименты, если невмоготу..
Беда в том, что не на высоте мышление нормального среднего человека. Он не желает видеть, что положение изменилось принципиально. Мы уже перешли критическую черту. В 1995 г., по сравнению с 1991 г., потребление (включая импорт) мясопродуктов в целом упало на 28, масла на 37, молока и сахара на 25 процентов. В СССР каждый житель в среднем получал в день 98 г. белка — прекрасный показатель. В 1996 г. городское население России в среднем получало мене 55 г. белка в день. Это в среднем, а ведь у многих гораздо меньше — этого как будто не понимает интеллигентный человек!
При том социальном расслоении, которое произошло в России, утратили смысл средние показатели. В 1995 г. потребление животного масла в России было в два с лишним раза меньше, чем в 1990. Но это снижение почти целиком сконцентрировано в бедной половине населения. Следовательно, сегодня половина граждан России совершенно не потребляет сливочного масла! Продажа мяса и птицы упала за это время с 4,7 млн. т. до 2,1 млн. т. Это значит, что половина граждан России совершенно не потребляет мяса. 'Благополучная' часть граждан молчаливо согласилась с тем, что при новом социальном порядке половина народа быстро теряет здоровье и угасает.
Все мы, выросшие при советском строе, про себя полагаем, что голод
— бедствие всеобщее, всенародное. Он обязательно сопряжен с очередями, карточками, отсутствием продуктов в магазинах. Разум отказывается понимать, что при рынке все не так. Часть народа
