политического управления ряда округов, Смирнов немало времени отводил на личные выступления перед различными категориями комсостава, политработников, партийного и комсомольского актива, то теперь, в 1937–1938 годах, он основную цель в поездках в войска и на флоты видел, по его же словам, в «наведении порядка». Под этим термином новый нарком ВМФ, то есть член правительства, подразумевал лишь одну ипостась – чистку кадров от троцкистов, «правых», участников «военно-фашистского» и других заговоров. И в этом тогда почетном, а по сути – позорном деле Смирнов весьма и весьма преуспел. Как это происходило практически, мы увидим ниже на примере Тихоокеанского флота (ТОФ).
Его (ТОФ) продолжали сотрясать все новые и новые волны арестов комначсостава. Очередная из них пришлась на зиму и весну 1938 года. Насколько болезненно она сказалась на боевой готовности флота, можно узнать из воспоминаний его командующего Н.Г. Кузнецова. Приходится, к сожалению, констатировать, что свою лепту, притом немалую, внес в эту кампанию и нарком ВМФ П.А. Смирнов. В частности, его первый, можно сказать ознакомительный визит на ТОФ сопровождался арестом большой группы командиров и политработников флота.
Обратимся к страницам мемуаров адмирала Н.Г. Кузнецова. Он пишет, что «…в апреле 1938 года я получил телеграмму, что на флот прибывает новый, только что назначенный нарком ВМФ П.А. Смирнов. Я ждал встречи с ним. Надо было доложить о нуждах флота, получить указания по работе в новых условиях. Мы понимали, что реорганизация Управления Военно-Морскими Силами связана с большими решениями по флоту. Страна начинала усиленно наращивать свою морскую мощь.
Одновременно о созданием наркомата был создан Главный военный совет ВМФ. (Кузнецов ошибается – Главный Военный совет ВМФ был образован 13 марта 1938 года. –
Официальная цель приезда в телеграмме была указана: разобраться с флотом. Однако, как стало ясно позже, это означало – разобраться в людях, и мы поняли, что он будет заниматься прежде всего руководящим составом. Так и получилось.
«– Я приехал навести у вас порядок и почистить флот от врагов народа, – объявил Смирнов, едва увидев меня на вокзале.
Нарком поставил главной задачей перебрать весь состав командиров соединений с точки зрения их надежности. Какие, спрашивается, были основания ставить под сомнение наши преданные Родине кадры? (И это после двадцати лет существования Советской власти! –
Остановился нарком на квартире члена военного совета Я.В. Волкова, с которым они были старинными приятелями. Первый день его пребывания во Владивостоке был занят беседами с начальником управления НКВД. Я ждал наркома в штабе. Он приехал лишь около полуночи.
Не теряя времени, я стал докладывать о положении на флоте. Начал с главной базы. Весь ее район на оперативной карте был усеян условными обозначениями. Тут было действительно много сил. Аэродромы, батареи, воинские части располагались вдоль побережья и на многочисленных островах. Соединения кораблей дислоцировались в бухте Золотой Рог и в ближних гаванях. Но чем дальше на север, тем слабее защищались опорные пункты и базы. Отдельные участки побережья находились по договору в руках японских рыбаков, и это еще больше осложняло положение. Я видел, что нарисованная мною картина произвела на Народного Комиссара большое впечатление. Но когда я стал говорить о нуждах флота, П.А. Смирнов прервал меня:
– Это обсудим позднее.
«Ну что ж, – подумал я, – пускай поездит, посмотрит своими глазами. Тогда будет легче договориться».
– Завтра буду заниматься с Диментманом (начальником краевого управления НКВД. –
В назначенный час у меня в кабинете собрались П.А. Смирнов, член Военного совета Я.В. Волков, начальник краевого НКВД Диментман и его заместитель по флоту Иванов. Диментман косо поглядел на меня и словно перестал замечать. В разговоре он демонстративно обращался только к наркому.
Я впервые увидел, как решались тогда судьбы людей. Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя, отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать. В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.
…Я ходил под тяжелым впечатлением от арестов. Мучили мысли о том, как это люди, служившие рядом, могли стать заклятыми врагами и почему мы не замечали их перерождения? Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно – в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний.
Нарком провел два дня в море, побывал в Ольго-Владимирском районе. В оперативные дела он особенно не вникал. Может быть, ему, человеку, не имевшему специальной морской подготовки, это было и трудно. Зато он очень придирчиво интересовался всюду людьми, «имевшими связи с врагами народа»…
Пребывание Смирнова подходило к концу. К сожалению, решить вопросы, которые мы ставили перед ним, он на месте не захотел, приказал подготовить ему материалы в Москву. Я заготовил проекты решений. Смирнов взял их, но ни одна наша просьба так и не была рассмотрена до самого его смещения, на месте нарком решил лишь один вопрос, касающийся Тихоокеанского флота, но и это решение было не в нашу пользу. Речь шла о крупном соединении тяжелой авиации. Во Владивостоке Смирнов сказал мне, что командование Особой Краснознаменной Дальневосточной армии просит передать это соединение ему. Я решительно возражал, доказывал, что бомбардировщики хорошо отработали взаимодействие с кораблями, а если их отдадут, мы много потеряем в боевой силе. Смирнов заметил, что авиация может взаимодействовать с флотом и будучи подчиненной армии.
– Нет, – возражал я. – То будет уже потерянная для флота авиация.
Я сослался на испанский опыт, показавший, как важно, чтобы самолеты и корабли были под единым командованием. Все это не приняли в расчет. Приказ был отдан, нам оставалось его выполнять. Потом
