огромную разницу в положении, между ними существовало определенное сходство. Оба были честными и верящими в свою правоту людьми, тонко чувствующими и вспыльчивыми. Оба знали, что такое религиозный пыл. Оба оказывали большие влияние на тех, кто был с ними знаком. Оба были реформаторами. В конце концов они столкнулись в смертельной схватке, но значительную часть своей жизни они делали одно и то же дело. О Мухаммеде Ахмаде «Махди» мы поведаем в свое время. Но сначала — рассказ о Чарльзе Гордоне.
Совершенно невозможно рассказать об одном из этапов жизненного пути Чарльза Гордона, не упомянув все остальные. Переменчивая фортуна вела его из Севастополя в Пекин, из Грейвсенда в Южную Африку, из Маврикия в Судан — читатель может лишь затаить дыхание и проследить за всеми этими передвижениями. Пребывание в каждом из этих мест было полно ярких, невероятных, а порой и ужасных эпизодов. Но как бы ни были впечатляющи декорации, главное действующее лицо всегда производило еще большее впечатление. Властители различных рангов из многих стран мира — китайский император, бельгийский король, премьер Капской колонии, египетский хедив — все они пытались привлечь его к себе на службу. Уровень занимаемых им должностей был так же разнообразен, как и характер его деятельности. Он мог быть младшим офицером в отряде саперов, а на следующий день — командующим китайской армией; он мог руководить приютом, а затем становился губернатором Судана, распоряжаясь жизнью и смертью людей, обладая правом заключать мир и начинать войну. Но кому бы он ни служил, он всегда оставался человеком с незапятнанной репутацией. Когда он резко критиковал тактику штурма Редана, или с негодованием размахивал перед изумленным взором сэра Холлидэя Маккартни извлеченной из-под собственной кровати головой Лар Вана, или в одиночку въезжал в лагерь повстанцев Сулеймана, где его приветствовали те, кто собирался его убить, или сообщал хедиву Исмаилу, что ему «нужен весь Судан, чтобы он мог там править», или уменьшал в два раза свое жалование от положенного ему, [126] поскольку считал, что «это слишком много», — он никогда не обращал внимания ни на хмурые лбы мужчин, ни на улыбки женщин, не испытывал тяги к жизни в комфорте, богатству или славе.
И достойно всяческого сожаления, что этот человек, свободный от условностей общества, обладал вздорным и капризным нравом, с трудом владел своими страстями, принимал поспешные и непоследовательные решения. Тот, кто еще утром был его заклятым врагом, к вечеру мог стать надежным союзником. Генерал мог возненавидеть друга, которого вчера еще боготворил. Новые идеи постоянно возникали в его голове, они теснились там, соперничая друг с другом. Временами он с жаром пытался воплотить их в жизнь, временами с пренебрежением от них отказывался. Люди знали о достоинствах генерала. Его отвага и изобретательность могли изменить ход войны. Его энергия могла вдохнуть мужество в целый народ. Но необходимо сказать и о том, что немного найдется людей, разбиравшихся в дипломатии и управлении государством хуже, чем Гордон.
Несмотря на то, что египетское правительство громогласно заявило об отмене работорговли, его действия в Судане вызывали некоторые подозрения у европейских держав, особенно Великобритании. Желая доказать свою честность, хедив Исмаил в 1874 г. назначил Гордона губернатором Экваториальной провинции вместо сэра Самуэля Бейкера. То формальное поручение, которое получил Гордон, вскоре стало принимать зримые очертания. Наверное, не было таких злодеяний, которые не совершили люди, занимающиеся самым гнусным на земле ремеслом. Но когда они, подстрекаемые Зубейром Рахамной, отказались платить годовой сбор, в Каире поняли, что пришло время возмездия за все чудовищные преступления.
О Зубейре достаточно сказать лишь то, что из всех африканских работорговцев он пользовался наиболее дурной репутацией. Слухи о его преступлениях вышли далеко за пределы континента, на котором он проворачивал свои коммерческие операции, и распространились среди народов Севера и Запада. На самом же деле его правление было большим шагом вперед по сравнению с анархией, которая царила в стране до его прихода к власти, а сам он был ничем не хуже своих коллег. Он всего лишь стал вести свое дело с чуть большим размахом. [127]
Уже к 1869 г. он стал практически независимым правителем Бахр ал-Газала. Хедив принял решение отстоять свои права. В Судан был направлен небольшой отряд с задачей усмирить мятежного работорговца, который не только нарушал законы человечности, но и отказывался платить дань. Египтяне, как и в большинстве случаев до этого, пришли, увидели и обратились в бегство. Зубейр извинился за то, что он разбил солдат вице-короля, и остался верховным властителем в Бахр ал-Газале. Затем он стал готовиться к завоеванию Дарфура, в то время независимого королевства. Египетское правительство с радостью приняло предложение присоединиться к кампании. Ему показалось вполне разумным помочь тому, кого оно не смогло одолеть. Военная операция была успешной. Король Дарфура, известный не столько своим благородным происхождением, сколько своей глупостью, был убит. Вся его страна была покорена. Все выжившее население было обращено в рабство. Зубейр же стал правителем мощного государства. Правительство хедива, желая обезопасить себя, сделало его пашой — едва ли работорговец мог отказаться от такого титула; таким образом, хедив признал, хотя и с неохотой, власть мятежника. Такова была общая обстановка, когда Гордон впервые приехал в Судан.
Новый губернатор Экваториальной провинции, конечно же, не мог сразу уничтожить конфедерацию работорговцев. Зубейра пригласили в Каир, и, когда верный союзник и дорогой гость египетского правительства наконец там оказался, ему не позволили вернуться домой, туда, где он чувствовал себя как рыба в воде. Несмотря на то, что таким образом работорговцы лишились своего предводителя, они все еще были сильны, и сын Зубейра, храбрый Сулейман, решил продолжить дело отца. Выведенный из себя пленением отца и опасаясь такой же участи, он решил начать восстание. Но генерал-губернатор, облачившись в парадную форму и оседлав быстроходного верблюда, в одиночку прибыл в лагерь повстанцев и добился того, чтобы вожди восстания покорились ему, еще не придя в себя от изумления. Это происшествие серьезно потрясло устои государства работорговцев, и, когда в последующие годы Сулейман снова восстал, египетские войска под командованием Гесси-паши без труда рассеяли его отряды и заставили его сдаться. [128]
В конце 1879 г. Гордон покинул Судан. Целых пять лет, с небольшими перерывами, продолжалась его кипучая деятельность в провинциях этой страны. Его энергия заставила встрепенуться всю страну. Генерал решил искоренить работорговлю, уничтожить сам механизм продажи живого товара, и, поскольку это ремесло было наиболее важным в стране, он подорвал основы социальной системы. Гордон был, как он сам и осознавал, предвестником шторма. Угнетенные и дикие народы узнали, что и у них есть права. Беды суданцев уменьшились, их знания увеличились. Все население страны было приведено в движение; ветер перемен дул сильнее и сильнее, пока не превратился в бурю мощнейшего восстания.
До 1881 г. в Судане не было выступлений религиозных фанатиков. В своей крайней нужде несчастный народ забыл даже о религии. Тем не менее он был готов взяться за любое дело, каким бы безнадежным оно ни было, если оно сулило освобождение от египетского ярма. Народ останавливало лишь отсутствие лидера, способного объединить племена и вселить в них боевой дух. Летом 1881 г. такой лидер нашелся.
Человек, деятельность которого стала непосредственной причиной войны на реке, родился на берегах Нила, неподалеку от Донголы. Он принадлежал к бедной семье, члены которой не пользовались особым уважением. Но ведь пророк Мухаммед утверждал, что происходит из царского рода, а Иисус Христос возводил свою родословную к царю Давиду. Мухаммед Ахмад же считал себя одним из «ашрафов» [4]; эту точку зрения можно принять постольку, поскольку ее нельзя опровергнуть. Его отец был простым мусульманским священником; несмотря ни на что, он смог преподать сыну основы религии, заповеди Корана, а также научить его письму. Отец умер по пути в Хартум и оставил будущего Махди, еще совсем маленького, во власти божией. Мальчики, лишенные отцовской опеки, часто приобретают решительный характер и имеют независимый образ мыслей; по-видимому, только благодаря этому им удается пережить тяжелую утрату юности. Так произошло и с Мухаммедом Ахмадом. Он искал средства к существованию и пытался научиться какой-нибудь профессии. [129]
Значительная часть населения стран, где сильно влияние религии, проводит свои дни в праздности, живя за счет кропотливого труда набожных людей. Молодой человек решил заняться тем, к чему он испытывал наибольшую склонность. Он стал священником. Закончив свое религиозное образование, он отправился в Хартум и стал учеником известного подвижника, шейха Мухаммеда Шерифа.
Его преданность учителю и наукам, крайний аскетизм, необычайное влияние на людей, которым он
