История России с древнейших времен. Книга VIII. 1703 — начало 20-х годов XVIII века

денег на драгунских лошадей священники выбирали иногда особого сборщика; городские платили по два алтына три деньги, а уездные — по 10 денег с двора. При выборах поповских старост случались злоупотребления: священники Александровской десятины Переяславского уезда Залесского били челом царю, что священники Новоалександровской слободы и ближних к ней сел выбираются в старосты по взаимному согласию, а дальних священников для выбора в совет не призывают и выбранные таким образом старосты приезжают в отдаленные села многолюдством с своими прихотями, причиняют духовенству большие убытки, с ними же приезжает подьячий Малыгин, без выбора от духовенства, всячески нападает и берет великие взятки не по мере. В начале 1721 года подана была любопытная просьба царю от севского духовенства: «Посвящен в севский Спасов монастырь в архимандриты Троице-Сергиева монастыря иеродиакон Пафнутий по прошению севских градских обывателей, и повелено ему между нами всякое правление иметь; а к сбору казны на год с переменою из нашей братии по два человека священников; и выборные священники казну собирают в домах своих, а не при нем, архимандрите, и берут с нас на отвоз себе излишние деньги без ведома его, в чем нам бывает не без обиды, а от него, архимандрита Пафнутия, таких нам обид не бывает: так чтоб сбору быть у него, архимандрита, потому что он человек добрый, и мы ему в том сборе верим, а тем выборным за такие нам обиды быть не довелось». Просьба была исполнена.

Приведенные меры для поднятия духовенства объясняются словами Посошкова: «Священство столп и утверждение всему благочестию и всему человеческому спасению. Они наши пастыри, они и отцы, они и вожди, а в книжном учении и разумении не весьма довольны. Я признаю, что от оплошки архиерейской так чинится, потому что архиереи полагаются на служебников своих в поставлении поповском; служебники примут от новоставленника дары и затвердят ему в псалтыри псалма два-три и перед архиереем заставят вытверженное читать; ставленник ясно, внятно и поспешно пробежит, и архиереи, не ведая ухищренного подлога, посвящают в пресвитеры, и от такого порядка у иных грамота и плоха. От пресвитерского небрежения уже много нашего российского народа в погибельные ереси уклонилось; в Великом Новгороде едва ли и сотая часть найдется древнего благочестия держащихся. А пресвитеров хотя и много в городе, однако не пекутся, чтоб от такой погибели их отвратить и на правый путь направить; есть и такие пресвитеры, что и потакают им, и потому церкви все уже запустели. В Новгородском уезде, в Устрицком погосте случилось мне быть: у церкви три попа, а на св. пасху только два дня литургии были, а тутошние жители сказывали, что больше одной обедни на св. неделе прежде не бывало, теперь меня поопаслись и отслужили две. Я таких стариков много и в Москве видал, что лет им под 60 и больше, а у отцов духовных на исповеди не бывали, не ради раскольничества, но ради непонуждения пресвитерского. Такой у них обычай был, что, не состаревся, деревенские мужики на исповедь не хаживали». Такое положение дел повело к указу 1716 года о хождении на исповедь повсягодно и штрафе за неисполнение этого правила; в 1718 году указ был повторен; велено было также ходить в церковь в воскресные дни и господские праздники и запрещено торговать в эти дни; выбирать в должности позволено было только таких, которые ежегодно исповедовались. С целию религиозною соединялась еще здесь и другая: в церквах после обедни читались новые указы, о которых народ мог узнавать только этим средством, ибо листы, прибитые к городским воротам, не были доступны для безграмотных. В указе 1719 года говорится: «Понеже есть такие отчаянные, что никакой доброй совести не имеют и не хотят того слышать, что им судом божиим и здешним запрещается, и те места противны им, где слово божие и повеление монаршеское читается: того ради не токмо в недельные дни, но и в господские праздники в церковь не ходят, дабы отнюдь того не слышать, что противу совести их читается, и для того всех таких, которые в день воскресный или в господский праздник во время божией службы будут где шататься, кроме самой крайней и необходимой нужды, а на молитву к слушанию слова божия и указов, которые в народ в такие дни при церквах публикуются, не пойдут, ловить и ими розыскивать, понеже и такие за недобрых людей почитаются, которые от христианского собрания удаляются». В том же году государь велел объявить в Москве, чтоб в церквах во время пения литургии стояли с безмолвием, а если кто начнет разговаривать, с того брать штраф, не выпуская из церкви, по рублю с человека, и употреблять на церковное строение; для надзора употребить кого пристойно из людей добрых.

Высшее церковное управление продолжало находиться в переходном состоянии: патриарха не было. Блюстителем патриаршего престола оставался по-прежнему рязанский митрополит Стефан Яворский и по- прежнему находился не в ладах с светским правительством. Прежде Мусин-Пушкин был непрошенным советником блюстителя патриаршего престола; теперь учрежден был Сенат, и церковный собор вместе с ним делает постановление о том, как должно происходить поставление священников; блюститель без Сената не может назначить архиерея на епархию; в 1711 году Яворский сделал представление об архиереях; ответом был указ: «В Ростов дается на соизволение архиерейское купно с Сенатом, только быть епископу, а не митрополиту». Мы уже упоминали о проповеди Стефана на 17 марта 1712 года, где заключалась выходка против фискалов; ноне одна эта выходка заключалась в проповеди. «Се, — говорил митрополит, — имате мзду закона божия разорители, и слышите громы заповедей божиих преступницы: того ради не удивляйтеся, что многомятежная Россия наша доселе в кровных бурях волнуется, не удивляйся, что по толиких смятениях доселе не имамы превожделенного мира; кто закон божий разоряет, от того мир далече отстоит; где правда, там и мир. Море свирепое, море — человече законопреступный! почто ломаеши, сокрушаеши и разоряеши берега? Берег есть закон божий, берег есть, во еже непрелюбы сотвори, не вожделети жены ближнего, не оставляти жены своея; берег есть, во еже хранити благочестие, посты, а наипаче четыредесятницу, берег есть почитати иконы. Христос гласит в евангелии: аще кто церкви не послушает, буди тебе яко язычник и мытарь». Так как проповедь говорилась 17 марта, в день св. Алексия, человека божия, и в день именин царевича Алексея, то Стефан заключил ее молитвою к св. Алексию: «О угодниче божий! не забуди и тезоименника твоего, а особенного заповедей божиих хранителя и твоего преисправного последователя. Ты оставил еси дом свой: он також-де по чужим домам скитается; ты удалился от родителей: он також-де; ты лишен от рабов, слуг и подданных, другов, сродников, знаемых: он також-де; ты человек божий: он також-де истинный раб Христов. Молим убо, святче божий! покрый своего тезоименника, нашу едину надежду, покрый его в крове крыл твоих, яко любимого птенца, яко зеницу, от всякого зла соблюди невредимо».

В церкви присутствовали сенаторы; на другой день они явились к митрополиту с упреком за возмутительную для народа и оскорбительную для царской чести проповедь; они вытребовали проповедь на письме для отсылки к государю и запретили Стефану проповедовать. Петр, получа проповедь и прочтя в ней обличение человеку, бросившему свою жену, не хранящему постов, не слушающему церкви и потому долженствующему быть для членов церкви как язычник и мытарь, заметил собственноручно: «Перво одному, потом с свидетели ». Из этого видно, что Петр не считал проповедника обязанным щадить слабости и пороки сильных; но в свою очередь заметил, что и Стефан не соблюл евангельского правила, повелевающего сначала обличить наедине, потом со свидетелями, наконец, уже в церкви. Стефан написал ему оправдательное письмо: «Известно вашему царскому величеству, как я на едино повеление царское оставил свое схимническое житье, которое обещал господу богу, на смертной постели лежачи, и хотя ужасно мне было сломати обет, однако ж монаршей воли не дерзал противитися и ныне послушание свое по силе моей божиею помощию управляю, в проповеди слова божия, как могу, так труждаюся. Но враг, ненавидя добра человеческого, различные мне в том препятия творит и ныне сотворил таковым образом: говорил я казанье, кричал к народу, увещевая, дабы хранили заповеди господни, если хотят иметь и на сем свете благополучие, и в небе живот вечный. Были на том казании господа сенаторы; на другой день они пришли ко мне и стали меня, бедного, обличать, укорять и претить за то, будто я в бунт и мятеж народ возмущал и будто царской чести касаюся дерзословием. Богу свидетельствующу, ниже в помышлении моем, кольми, паче в намерении такого лукавого дела я и не думал. Уже тринадцать лет, как в царствующем граде по вашему, монаршему, указу проповеданием слова божия труждаюся, и вся Москва меня слушала, да и сам ваше царское величество изволили слушать моей убогой беседы, и никто не ощутил в моих словах мятежа. А господа сенаторы ставят мне в вину то, что я говорил о фискалах, и хотели послать слова мои к вашему царскому величеству, а мне отселе запретили казанья говорить». Стефан по-прежнему просился в Донской монастырь, где бы мог посхимиться; по-прежнему он остался митрополитом и