Мое уважение к современной артиллерии сильно возросло после подобной демонстрации силы. Вслед за этим снарядом один за другим взорвались еще два. Первый поразил четырех человек и перебил ногу коню пехотного офицера; конь бегал кругами и [441] некоторое время не давал всаднику спешиться. Другой разорвался на батарее гаубиц, убив одного солдата, ранив офицера, пятерых солдат и трех лошадей. Все это произошло в течение двух минут — три упавших снаряда вывели из строя девятнадцать человек и четырех лошадей.
Мы поднялись на вершину холма, которая была усеяна офицерами и солдатами. Соседний холм все еще был занят противником. Его склоны были исчерчены многочисленными коричневыми линиями, каменными стенами, построенными за ночь атакующей бригадой, и в телескоп можно было видеть, как за ними тесными рядами залегла пехота. Буры со своей стороны провели несколько новых траншей впереди тех, что были на гребне холма, и противоположные линии огня разделяло теперь не более 300 ярдов. Это означало, что все находящиеся на них должны либо лежать тихо, либо подвергаться большому риску. В этом положении они оставались весь день, непрерывно стреляя друг в друга, а на голой земле между ними вперемешку лежали убитые и раненые, мертвые и живые. За ранеными никто не ухаживал, не перевязывал, не было ни воды, ни пищи, их изнуряли огонь и с той, и с другой стороны и наша артиллерия. Было очень больно видеть этих несчастных, которые еле двигались и пытались доползти до какого-нибудь безопасного места.
24 февраля перестрелка с обеих сторон продолжалась, но пехота не двигалась.
Сэр Редверс Буллер увидел теперь, что его план провести армию вокруг поворота реки и через вражеский фронт обойдется в любом случае слишком дорого и что это, вероятно, вообще невозможно. Поэтому он решил выбраться обратно на плато Хлангвейна и попытаться атаковать крайние левые позиции противника. Он имел стратегическое преимущество, будучи на внутренней линии, и потому мог с большей легкостью перебрасывать войска с одного фланга на другой. Согласно его новому плану, бригады левого фланга и центра должны были перейти по понтонному мосту слева направо, так что Харт, который был до этого на самом краю правого фланга, становился крайним левым. Удлинив теперь свою правую руку и перейдя реку там, где она текла по линии восток — запад, он намеревался совершить еще более широкий охват вражеского фланга. [442]
Первым делом следовало передвинуть тяжелые пушки, что, наряду с частичной передислокацией кавалерии, заняло целый день. Батарея из четырех дальнобойных морских орудий была установлена на западных склонах хребта Монте Кристо. Еще одна такая же батарея разместилась на отрогах Хлангвейна. Четыре 7-дюймовых морских орудия и 5-дюймовое крепостное орудие были выведены на линию фронта в центре плато Хлангвейна. С этим все было в порядке. Большие пушки возвращались на большие холмы.
Батальоны, которые были атакованы с фронта, залегли с примкнутыми штыками и молились, чтобы буры, ободренные их молчанием, сделали вылазку. Последние, однако, держались на расстоянии. Стрельба с обеих сторон велась не прицельная и потери были небольшими. Но никому не удалось как следует поспать. Состояние раненых, которые по-прежнему лежали на голом склоне, — неперевязанные и страдающие от жажды, было таким ужасным, что сэр Редверс Буллер был вынужден, вопреки своему собственному желанию, на рассвете 25 февраля послать парламентера к командиру буров с предложением перемирия. Перемирия буры не приняли, но ответили, что если мы не будем стрелять по их позициям в течение дня, они не станут препятствовать санитарным командам выносить раненых и хоронить мертвых.
Это соглашение было соблюдено: противник был вежлив с нашими медицинскими офицерами, и к полудню все раненые были вынесены, а мертвые похоронены. Пострадавшие были брошены в течение сорока восьми часов, это очень ухудшило состояние раненых, а тела убитых, вздувшиеся, почерневшие, изуродованные разрывными пулями, широко применяемыми противником, выглядели ужасно.
На рассвете 26 февраля артиллерия с обеих сторон открыла огонь, и в течение дня продолжалась непрерывная бомбардировка, в которой мы, имея больше пушек, выпустили больше снарядов, а буры, имея более крупную цель, поразили большее число наших людей. Однако потери были сравнительно невелики.
Были произведены значительные перемещения войск. Коленсо и холмы около форта Вайли превратились в плацдарм, который охраняла бригада Тальбота Коука. Новая линия коммуникаций протянулась вдоль подножия Хлангвейна. Был подготовлен к спуску понтонный мост ниже речных водопадов, [443] недалеко от все еще целого бурского моста. Английская бригада Хильдярда удерживала выдающиеся вперед низкие холмы, образующие край левого фланга. Команда Харта охраняла позиции у склонов Иннискиллинг Хилл и в теснине, где протекала река. Бригада фузилеров Бартона, Ланкаширская бригада Китчинера и два оставшихся батальона бригады Норкотта (прежде Литтлтона) перешли по старому мосту на плато Хлангвейна. Все было готово для последней атаки на левый флаг позиции Питерса, и все в армии считали, что судьба Ледисмита будет зависеть от удачи завтрашней операции.
С 11 января, в течение более шести недель, войска непрерывно сражались и стояли биваком. Мирный перерыв на несколько дней был вызван только необходимостью пополнить запасы боеприпасов. За все это время армия получила в подкрепление только нескольких призывников, кавалерийский полк, конную батарею и несколько тяжелых пушек. Если не считать потери в 1100 человек при Коленсо в декабре, то силы менее чем в 20 000 человек потеряли 3500 ранеными и убитыми, при этом у них не было ни единого намека на успех, и они едва видели врага, который нанес им такие тяжелые потери.
Коленсо, Спион Коп, Вааль Кранц и третий день при Питерсе — эти воспоминания мало вдохновляли, и нам казалось, что предпринимаемая нами на рассвете попытка будет последним усилием, которого ждут и которое позволят сделать Наталийской действующей армии.
Офис коменданта, Дурбан, 6 марта 1900 г.
В облачном небе занимался день, и выстрел ранней пушки напомнил, что нас ждут великие дела. Мы встали — все спали в ботинках и одеваться не было необходимости — попили кофе и порадовались тому, что день обещал быть прохладным. Это поможет пехоте, а от пехоты зависит все.
В половине седьмого бригада Дундональда отправилась к северному концу плато Хлангвейна, где мы должны были занять позиции на отрогах Монте Кристо и среди утесов южного берега Тугелы, откуда можно поддержать атаку пехоты, особенно атаку бригады Бартона, ружейным огнем с дальней дистанции и батареей пулеметов Кольта и Максима. [444]
Позиция, которая была отведена Южноафриканской легкой кавалерии, позволяла обозревать сцену на всю ее ширину с достаточно близкого расстояния. Глубоко в своей теснине под нашими ногами текла Тугела, слева, прямо за ее красивым водопадом, можно было разглядеть новый понтонный мост. Позади нас, на округлом отроге Монте Кристо, деловито стреляла одна из дальнобойных батарей. Перед нами на другой стороне реки из воды поднималась береговая полоса желтого песка, затем крутые поросшие кустарником берега и гладкие бурые склоны, заканчивавшиеся тремя холмами, окруженными темными линиями бурских траншей и фортов, — их предстояло атаковать и захватить.
Это было похоже на сцену театра, если смотреть на нее из-за кулис. К тому же нам было очень удобно. Там были большие скалы — за ними можно прятаться от пуль или положить на них телескоп, а маленькие редкие деревья, покрывавшие гребень, отчасти защищали нас от солнца. Напротив нашего фронта большая долина, густо заросшая деревьями, поднималась от реки, и нашей несложной и приятной задачей было «обмахивать» ее, как сказали бы американские офицеры, посылая сквозь нее нескончаемый град ружейных и пулеметных пуль. В таких благоприятных условиях я наблюдал за сражением.
Оно развивалось с решительностью, характерной для всех наших маневров. Пушки постепенно приводили себя в состояние возбуждения, и вместе с ружейным и пулеметным огнем, напоминавшим пыхтенье паровоза, их грохот вскоре слился в один протяжный звук, который, как я думаю, является самым воодушевляющим элементом атаки.
Зрелище 2000 человек, полдня стреляющих в никуда, может быть прокомментировано как «шокирующе пустая трата боеприпасов». Возможно, что здесь имела место пустая трата. Но вся война —
