том, что застрельщиком всей кампании оказался некий Пфеффернкорн, кёльнский богослов, недавно выкрестившийся из иудаистов. В своем рвении он заходил так далеко, что рекомендовал заново просмотреть всю Библию (особенно Книги пророков) и очистить ее от веяний Торы и Талмуда.

Смущенные светские власти обратились за консультацией к Иоганну Рейхлину, профессору Гейдельбергского, Ингольштадтского и Тюбингенского университетов, крупнейшему в Германии специалисту по древним языкам.

Рейхлин, как и большинство немецких гуманистов, не ставил своей целью критику догматических устоев папской церкви. В своих выступлениях он высказывался лишь против «новейших ложных прибавлений к учению святых отцов» и до 1509 года не обнаруживал темперамента полемиста. Однако в вопросе о конфискации еврейских священных книг он повел себя круто и резко. Доминиканская жалоба была квалифицирована им как плод мнительности и глубокого невежества.

Кёльнские богословы не дали себе труда по существу отвечать Рейхлину. Они заговорили о неправомерности светского ученого вмешательства и о неблагонадежности самого Рейхлина, обусловленной его «многознанием и многоязычьем». Конгрегация кёльнских доминиканцев ходатайствовала об открытии инквизиционного процесса. В центре все более жаркой дискуссии оказался вопрос о свободе исследования и о праве мирянина на самостоятельное религиозное суждение.

Едва этот вопрос обозначился, немецкое общественное мнение с единодушием и энергией, испугавшим папских наблюдателей в Германии, встало на сторону Рейхлина. Гуманисты повели решительную атаку. В конце 1515 года вышла в свет первая часть «Писем темных людей», анонимного антиклерикального памфлета, авторы которого долгое время оставались неразгаданными. Сегодня можно считать установленным, что это были участники эрфуртского кружка Крот Рубеан, Ульрих фон Гуттен и Герман фон Буш.

Письма «темных людей» адресованы предводителю кёльнских теологов Ортуину Грациусу и подписаны именами вымышленных священников и монахов. Больше всего в них достается монахам-доминиканцам, но задетыми оказываются и папская курия, и немецкие высшие сословия.

Памфлет был составлен так умело, что кёльнские богословы поначалу приняли его за сборник подлинных писем своих последователей. Лишь позднее они поняли, что книга вышла из-под пера их противников. «Письма темных людей» пользовались успехом не только в Германии, но и за ее пределами. В 1517 году они были запрещены папской цензурой.

Молодой Лютер соглашался с гуманистами в главном — в отстаивании права Рейхлина-ученого на участие в споре, касающемся содержания священных книг. Он считал доводы Рейхлина аргументированными и бесповоротно встал на его сторону в одном из университетских семинаров.

Вместе с тем позиция Лютера была вполне самостоятельной. Он не разделял мнения Рейхлина о важности Талмуда для понимания Библии и не считал вслед за ним, будто каббала есть один из путей к познанию мира. Он характеризовал «Письма темных людей» как род «наглой полемики», которая, по его мнению, мало чем отличается от «ослиных» и «волчьих» приемов самого Ортуина Грациуса; своего друга Крота Рубеана Лютер упрекал в «скоморошестве».

Далеко не все устраивало Мартина и в сочинениях «короля гуманистов» Эразма Роттердамского. В октябре 1516 года он предпринимает попытку вразумить его через Спалатина. В марте 1517-го Лютер пишет: «Моя симпатия к Эразму убывает день ото дня. Мне, право, нравится, что он так неустанно и так смело бичует невежество священников и монахов. Но я боюсь, что он не придает должного значения Христу и милосердию божьему. Человеческое решительно возобладало у него над божеским…» В то же время Лютер предполагает, что воззрения Эразма еще могут перемениться к лучшему, и категорически запрещает себе какую-либо публичную полемику с ним. Он ставит во главу угла принципиальную общность интересов: оба (и Эразм и Лютер) борются со схоластикой и «стародавним невежеством монастырской братии»; оба ожидают преобразования церкви от возвращения к первоосновам христианской религии, оба ратуют за изучение греческого и древнееврейского языков.

Памятью о первом сближении доктора Мартинуса с рейхлинианцами и эразмианцами является само имя «Лютер». В гуманистической среде было принято брать себе латинозвучный литературный псевдоним. Так Герард Герардс из Роттердама стал Эразмом Роттердамским, Конрад Пиккель — Конрадом Цельтисом, Конрад Мут — Муцианом Руфом. Мартин Людер также отдает дань этой гуманистической моде. В 1517 году он скрепляет свои письма именем Eleutherius, Elutherius и, наконец, как бы стыдясь далеко отходить от фамилии деда и отца, Luther. Имя Лютер стоит под некоторыми экземплярами виттенбергских Тезисов, отосланных друзьям Мартина. В дальнейшем, до 1519 года, реформатор пользуется им лишь в частной переписке.

Первые последователи Лютера называли себя еще не лютеранами, а «мартинианами». Это было интереснейшее раннепротестантское поколение, живо следившее за самим становлением евангелической теологии. Его представители еще и думать не могли, что им придется выбирать между Лютером и Эразмом, Лютером и Карлштадтом; что многие идеи, которыми они вдохновлялись, слушая и читая доктора Мартинуса, новая церковь, сплотившаяся под именем Лютера, сочтет неясными, сомнительными, чуть ли не крамольными, хотя никогда не сможет до конца избавиться от их подспудного влияния.

Что же это были за идеи? В какие исходные теологические определения отливалась революция, начинавшаяся «в мозгу монаха»?

IV. Диалектика терпения

Долгое время считалось, что собственное теологическое и религиозно-философское учение Лютера стало формироваться лишь после 1517 года, когда он выступил со знаменитыми виттенбергскими Тезисами. Однако в конце XIX века были найдены записи трех лекционных курсов («Чтения о Псалмах», «Чтения о Послании Павла к Римлянам» и «Чтения о Послании Павла к Галатам»), с которыми доктор Мартинус выступал перед виттенбергскими студентами в 1513–1516 годах. Центральная из этих работ, «Чтения о Послании Павла к Римлянам», полтора столетия пролежала в стокгольмском городском музее, где она числилась как «произведение неизвестного автора XVI века».

Изучение текстов обнаружило, что теология Лютера в наброске уже была готова к тому моменту, когда он стал известен в Германии. И что самое существенное, набросок этот содержал в себе возможности, которые поздний Лютер не решился или не сумел реализовать.

«Чтения» 1513–1516 годов не представляют собой систематического целого. В них много неувязок, явных и скрытых противоречий. Вместе с тем это такие сочинения Лютера, которые, пожалуй, более других заслуживают названия философских. Будущий реформатор бьется над масштабными мировоззренческими проблемами: о сущности добра и зла, о заданных целях и жизненном призвании, о страдании и активном человеческом действии. Проблемы эти очерчиваются в процессе толкования библейско-евангельского текста, а собственная мысль Лютера движется пока в тесном пространстве комментариев.

Католическое средневековье знало четыре типа экзегезы (интерпретации Библии): «словесный» («literariter»), который имел в виду фактическое, историческое толкование текста (например, доказательство того, что Иоппия и Яффа — это одно и то же место); «аллегорический», когда в событиях библейской истории видели подтверждение церковных догм, канонов и обрядов; «анагогический», когда известные тексты Писания рассматривались как символический рассказ о жизни после смерти, и, наконец, «тропологический», когда слова Библии трактовались как предписания, поучения и советы для правильного поведения христианина в земной жизни.

В своих лекциях Лютер пользуется всеми этими типами экзегезы (так, видимо, требовала богословская учебная программа). Но несомненно, что важнейшей из интерпретаций будущий реформатор считает «тропологическую», или, если говорить просто, моральную. В «Чтениях о Послании Павла к Римлянам» она, по строгому счету, остается единственной. Евангельский текст рассматривается Лютером как до парадоксальности сложное нравственное поучение, из которого не только неправильно, но и кощунственно было бы делать гадальную книгу, или исторический источник для ознакомления с древностью, или инструкцию для христианских церковных обрядов.

Этот взгляд на Писание есть взгляд ренессансный. Он объединяет Лютера с выдающимися

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату