же безропотно, как терпит свое бренное тело, недуги, обременительность труда и несовершенство мирских порядков.
В «Чтениях» Лютер не покушается ни на одно из догматических утверждений католицизма (о папстве, о чистилище, о поклонении иконам, о почитании святых, о постах и обетах). Вполне достаточно, по его мнению, если христианин, прилежно исполняя все требования, вытекающие из догматов, будет правильно
Эта позиция не нова; еще в XIV веке ее отстаивали представители немецкой мистики Мейстер Экхарт, Иоганн Таулер и Генрих Сеузе (Зузо). Разойдясь с церковью философски, толкуя об уединенном страдательном приобщении к богу, они утверждали одновременно, что христианин должен быть выше еретического недовольства и с терпеливым равнодушием смотреть на убожество существующей церковной жизни.
Однако уже в середине 1516 года Лютером начинает овладевать иное умонастроение. В конспекте «Чтений о Послании Павла к Римлянам» встречаются достаточно страстные и резкие суждения о состоянии церкви. «Римская курия вконец развращена и отравлена, — пишет Лютер, — это чудовищное смешение всех мыслимых распутств, кутежей, плутен, амбиций и низких злодеяний. Рим бесчинствует сегодня так же (если не больше), как и во времена цезарей. Поэтому сегодня апостолы еще нужнее, чем в прошлом».
Подобных мыслей доктор Мартинус не решается еще оглашать перед слушателями: он пишет их для себя. Но видно, что его одолевают новые мучительные вопросы. Почему церковь, этот «град божий», уподобляется упадочной (антихристовой) империи времен Тиберия и Нерона? Мыслимо ли, чтобы не только ущербные светские порядки, но и власть духовная посылалась христианам в тяжкое испытание?
Лютер хочет выяснить свои сомнения и испытывает потребность в открытом академическом споре. В апреле 1517 года выходит в свет его первое, на латыни написанное, сочинение «Семь покаянных псалмов в немецком толковании». Оно не содержит никаких полемических выпадов, но Лютер надеется, что книжица вызовет критику, и тогда, защищаясь, он сам будет вести себя как полемист и критик.
В начале сентября появились 97 лютеровских тезисов, направленных против схоластики. Доктор Мартинус утверждал в них, что схоластическое богословие губит веру, но в доказательство приводил ряд соображений, которые сгодились бы и для обличения схоластики как врага свободного научного исследования. Лютер дал отпечатать тезисы и отослал их на теологический факультет Эрфуртского университета. Он с глубоким волнением ждал отклика на свой ученый труд. Однако никакого ответа не последовало. Для того чтобы титулованные богословы расслышали новые религиозно-философские идеи, развивавшиеся в Виттенберге, потребовалось, чтобы о докторе Мартинусе громко заговорил немецкий мирянин. Это случилось полтора месяца спустя.
V. Тезисы против индульгенций
Римско-католическая церковь, как говорил Ф. Энгельс, была «крупным интернациональным центром феодальной системы»[28]. Несмотря на все внутренние войны, она объединяла католические страны в одно большое политическое целое, которое находилось в противоречии как с греко-православным, так и с мусульманским миром. Церковь освящала своим авторитетом незыблемость существующих феодальных порядков и провозглашала божественное происхождение королевской и княжеской власти. В церковном ведении находилось практически все дело образования, культурная политика и значительная часть судебной практики (прежде всего — суды третейские). Папская курия (кардиналы, придворные и высшая церковная администрация) имела в своем распоряжении послушное монашеское войско, которое во всякий момент могло возбудить иск о ереси и неблагонадежности, донести проклятия папских булл до самых отдаленных уголков Европы и с высоты церковной кафедры начать борьбу не на жизнь, а на смерть с любым неугодным Риму светским государем.
К концу средневековья церкви принадлежало в Западной Европе около трети всех обрабатываемых земель, на которых трудились тысячи крепостных и полукрепостных. На содержание духовенства отдавалась десятая часть всех доходов мирянина-простолюдина («церковная десятина»). Церковно-феодальная эксплуатация обеспечивалась «светским мечом», то есть военной и полицейской силой мирского государства.
С развитием товарно-денежных отношений алчность феодалов-священников, как и алчность помещиков, не имеющих духовного сана, быстро возрастает. Церковь испытывает потребность во все более энергичных и послушных действиях «светского меча». Она активно проводит в жизнь мысль о беспрекословном подчинении мирских государей римскому владыке. Папство не только укрепляет и расширяет собственное клерикально-монархическое государство в Италии, но и ставит в вассальную зависимость от него ряд европейских правителей (королей Неаполя, Португалии, Арагона, Англии, Сицилии, Корсики, Венгрии).
Зависимость эта сохраняется, однако, недолго. То же развитие товарно-денежных отношений, которое подогрело теократические притязания папского Рима, ведет к формированию национальных рынков, а вслед за тем — к возникновению сильных национальных государств. Во второй половине XV века в ряде стран (Англии, Франции, Испании, Венгрии) происходит упрочение централизованной монархической власти. Даже в раздробленной Германии в последние десятилетия XV века (при императорах Фридрихе III и Максимилиане I) предпринимаются попытки реформировать империю в духе единства, которые, правда, разбиваются о противодействие князей.
Новые европейские монархи (например, Франциск I во Франции и Генрих VIII в Англии) пользуются своим «светским мечом» уже далеко не так, как хотелось бы Риму. Церкви не только не удается взвинтить с их помощью традиционные феодальные поборы — ее собственные доходы облагаются теперь государственными налогами. Монархическое государство постепенно принимает на себя функции контроля за воспитанием и культурной жизнью, судебного арбитража, охраны частных накоплений, то есть лишает церковь и этих традиционных источников дохода. Мирское могущество Рима в ряде стран оказывается подорванным именно в тот момент, когда папство наиболее стремится к нему и делает все возможное для его догматического, канонического и организационного обеспечения.
В этой сложной ситуации папская курия и принимает все меры для интенсификации торгашески- феодальных методов обогащения. Широкое распространение получает продажа светским феодалам церковных должностей (а это значит и права пользования соответствующими земельными наделами). В одних случаях деньги за должность — например, епископскую — взимаются сразу и сполна (симония), в других — постепенно, как ежегодная ленная плата (аннаты). Монастыри и епископства по примеру крупных ростовщиков ссужают свои средства под грабительские проценты. Подвижный нейтрализованный аппарат папской церкви используется теперь для того, чтобы проникнуть в доходные операции крупных помещиков, ростовщиков и купцов-фернхэндлеров; соединить их капиталы с церковными средствами; косвенно заинтересовать их в обогащении римского государства.
Торгашески-феодальному церковному ограблению подвергаются в той или иной степени все католические страны. Однако новые монархии (например, Франция и Англия) уже создают значительные препятствия для выкачивания Римом их национальных богатств. Папская курия наваливается теперь на политически раздробленную Германию. Именно она становится районом, где процветают симония и аннаты, торговля реликвиями и ростовщические операции монастырей. Мешки с золотом и серебром, говорил немецкий гуманист Ульрих фон Гуттен, подобно птицам, улетают из Германии через Альпы. Папская церковь делает немецких князей соучастниками своих новых махинаций, хитро стравливает их друг с другом и заставляет соперничать в деле оказания военной и полицейской помощи Риму.
Но именно поэтому протест против папского грабежа приобретает в немецких землях низовой, демократический характер — характер всеобщего нравственно-религиозного возмущения упадочной, корыстной, безбожной церковью. Страна, оказавшаяся далеко позади других по критериям государственно- политической независимости от Рима, становится родиной Реформации. Именно здесь начинается развитие