выглядят очень серьёзно.
Но девка явно тупая. Она говорит:
– Не верю.
– А ты чё, сука, с нигерами общаешься? – спрашиваю.
– Что?
– Ты чё, сука с нигерами общаешься? – повторяю я.
– Да пошёл ты, урод! – говорит она.
Я бью кулаком. Блондинка элегантно сплюнула зубки. Это было сигналом к началу атаки. «Огонь!»
Пока одни кромсают чёрное мясо ножами на улице, мы заходим в клуб натянув маски. Быкам охранникам по пуле. Из четырёх пистолетов палим по мечущимся в панике недочеловекам, чьи тела мелькают в разноцветных вспышках. Музыка продолжается.
Нигеры, чурбаны, белые дегенераты и бляди – все сейчас равны, все ловят пули. Шайба стреляет из обреза картечью. Ник кидает туда открытый баллон с газом. Ди-джей отлетает с пробитым грудаком после выстрела из помпового ружья. Кто-то обезумев бежит на нас и насаживается на мачете.
Одна минута, и мы уходим. Позади гора трупов, агонизирующих и задыхающихся тел, скользящих в крови. Там ужас и боль.
Нормальные люди отказываются от r’n’b.
Приснился Дмитрий Боровиков. Я стоял рядом с ним. Были и ещё какие-то люди. Когда они встречались взглядом с Димой, то сходили с ума. Его волшебные глаза глубокой синевы васильков излучали бесконечную мощь другого мира. Я хотел, чтобы он посмотрел на меня, но этого не случилось.
Когда я проснулся, то понял, что это были глаза Адольфа Гитлера.
Сижу дома, рядом брат. Вдруг звонок в дверь. Я открываю первую дверь, смотрю в глазок и вижу мусоров. Тащу брата к двери. Он спрашивает, кто там. Говорят: откройте, милиция. Брат: а в чём дело? Они называют мои фамилию и имя, мол за мной пришли.
Я уже в своей комнате кидаю в рюкзак пару шмоток, конверт со своими деньгами. Компакт-диски и журналы Правой направленности придётся оставить, в конце концов это ещё не обозначает, что ты кого-то убил. Пистолет за пояс.
Брат в это время действует по заранее обговорённому на подобный случай плану. Он говорит мусорам что меня нет, но они всё равно требуют открыть, и он говорит, скажите мол, по какому телефону позвонить, чтобы убедиться, что вы действительно из милиции, а так он не откроет. Ему говорят номер. Он первым делом бежит к компьютеру, который к счастью включен, и запускает особую программу, которая удаляет все занесённые в список провокационные файлы. Затем звонит по названному телефону и убеждается, что действительно, надо открыть.
За это время я, переодевшись в уличные шмотки, иду на балкон, выходящий на другую сторону от подъезда. Там вообще нет дороги, только тропка, на которой никого нет. Но третий этаж. Я перелезаю на балкон соседей и сижу там, сжимая в руке пистолет. Брат закрывает за мной балконную дверь и открывает входную.
Я сижу в крайнем напряжении. Знаю, что все мои вещи сейчас перерывают. Не забыл ли я чего слишком палевного? И как бы соседи на балкон не вышли!
Проходит более часа. Я слышу, что на наш балкон кто-то выходит. Закуривает. Кашляет. Я узнаю кашель брата. Ну всё ясно: брат не курит и никогда не курил, а сейчас он даёт этим мне понять, что в квартиру возвращаться нельзя – там засада. У нас именно для такого случая валялась пачка на балконе. Потом он громко харкает вниз, это обозначает, что внизу он наблюдения не заметил. И под конец забрасывает мне на балкон верёвку с крюком, бросает сигарету вниз и уходит с балкона.
С помощью верёвки я спускаюсь и сразу перебегаю в овраг. Бегу почти по тому же пути, что и тогда, когда убил мусора. Ну всё, прощай, брат, прощай, моя квартира.
Немного подумав я решаю дойти до отдалённой автостанции и уехать на дачу.
Уже четвёртый день живу в дачном доме. В октябре здесь почти никого уже нет, дачные домики стоят вперемешку с деревенскими, в которых живут в основном старики и старухи. Более крупная деревня, где много народу, находится рядом. На всякий случай я днём вообще не высовываю носа из дома. Протапливаю дом ночью, чтобы не было видно дыма, и сижу не включая света.
Вряд ли мусора догадаются, что я уехал на восемьдесят километров от города, но я всё равно не могу расслабиться. К тому же не надо, чтобы кто-то из местных даже заподозрил, что я здесь. По телевизору, который здесь ловит три канала, я видел сюжет о нашей группировке. Задержаны Камень, Васян и Серёга «Гопник». Находятся в розыске Ник, Эйнхерий, Шварц и я. Про других парней ничего не сказано, может они пока не попали в поле зрения органов. Как на нас вышли – вообще не понятно. Может быть выследили после нападения на клуб, которое однозначно приписывают нам. «По кличке Гангстер. Вооружён и особо опасен». И моя фотография на экране.
Сначала я просто сидел в доме на депресняке, не мог собраться с мыслями. Ночами сидел в темноте среди шумов: ливень на улице, на кухне протекает крыша, капая в подставленные вёдра, трещат дрова в печи, в подполе скребутся мыши, тикают часы. Мне постоянно кажется, что под окнами кто-то ходит, и я прислушиваюсь. Пистолет лежит рядом на старом диване. Засыпаю только к утру.
Днём разминаюсь, отжимаюсь. Ем невкусную еду, которую готовлю сам – продукты купил ещё в городе перед тем, как ехать сюда. Читаю единственную оказавшуюся здесь хорошую книгу: «Миф XX века» Розенберга. Некоторые фрагменты мне настолько понравились, что я переписал их на лист бумаги. Вот они:
