лишь выписал справку. Он наследников развел, чтоб они не били морду друг другу и не убивали друг друга. Я думаю, пройдет еще десять лет, и многие скажут спасибо за то, что события не пошли по югославскому пути.
- Сергей Михайлович, у вас какой-то опасный крен в похоронную область: КПСС хоронили, хоронили - и не дохоронили. Чеченскую проблему хоронили, хоронили - и не дохоронили. А самая, наверное, большая претензия к вам за Конституцию. Мы получили олигархическое и придворное, царедворское правление.
- Я считаю, что дело половины моей жизни - это Конституция. Я один из ее авторов. Если вы обратите внимание, после вступления Конституции в силу у нас прекратился мордобой вокруг белого, вокруг желтого домов. Все политические конфликты стали разрешаться юридическим путем. А к нападкам на Конституцию я отношусь спокойно, потому что…
- Они естественны?
- Да. На улице плохая погода, стреляют, жена ушла к соседу. Давайте поменяем Конституцию, все равно жить плохо.
- Но по этой Конституции у нас президент чуть ли не монарх. Только власть по наследству не передает хотя теперь вот взял и передал.
- Дело в учете наших традиций, понимании нашего общества, закономерностей, по которым оно развивается. Ведь никто не обратил внимания, что этот текст мы делали с Алексеевым Сергеем Сергеевичем, уважаемым юристом. Никто не обратил внимания, что в документе мы президента вывели из исполнительной власти. Он теперь не возглавляет правительство, не возглавляет исполнительную власть. Мы его превратили в британскую королеву, наделив большими полномочиями для разрешения разногласий.
- А вы кем были? Вернее, кем только не были. Например, сколько раз вы были заместителем председателя правительства?
- А вот это, как говорят в Одессе, две большие разницы. У нас, извините, как февраль, так Борис Николаевич реорганизовывал власть. Реорганизация означала снятие, потом опять назначение.
- А чего вы коммунистов-то не добили?
- А такой задачи не было. Во всяком случае, для меня. Мы оторвали КПСС от имени государственной власти. Власть, извините, это одно, партия - это другое. С другой стороны, моя задача была в том, чтобы не превратить суд над КПСС в Нюрнбергский процесс. Нельзя судить пятнадцать миллионов, нельзя судить свою страну целиком и свою историю.
- У нацистов была проблема, они не добрали до пятнадцати миллионов? Их осудить почему-то можно было. Или те злодеяния, которые были учинены КПСС.
- Нацистов судили победившие страны. Сами себя нацисты и сам себя немецкий народ не судил. С облегчением передав эту функцию международным структурам, победившим в войне. Нам же самим себя судить глупо.
- Пусть это подонки, но наши подонки? Пусть они уничтожили, ну, миллионов тридцать…
- Вот тех, кто уничтожал, персонально надо уничтожать и… юридическим путем. А куда вы денете двадцать два миллиона избирателей Зюганова?
- Я думаю, что двадцать два миллиона голосов У Зюганова не было бы, если бы был суд. Потому что случилось самое страшное. Проблемы идеологии мы перевели на проблемы отдельных палачей, тем самым человеконенавистническая идеология продолжает развиваться и теперь мимикрирует, крича, как Зюганов в последнее время, и обнимаясь со всеми попами на каждом углу.
- Он даже крестился недавно. И все…
- Что даже смешно для коммуниста.
- И все-таки давайте эти вещи разводить. Вот в этом была моя позиция. Коммунисты обратились в Конституционный суд, чтобы он признал незаконным указ Ельцина об отстранении партии от управления государством, о закрытии структур КПСС.
Конституционный суд подтвердил законность этого указа. Мы их от власти оторвали.
А дальше, извините, это уже не юридические вещи, это вещи наши. Как избирателей, как депутатов, как политиков. В России всегда все от противного: чем больше преследуешь кого-то, тем популярней он становится как гонимый.
- Однако вы их не оторвали от денег. У партии осталась собственность, которая была куплена на партийные взносы.
- Нет. Нет. Если собственность и деньги остались, то те, которые ушли за границу. То, что было внутри страны, включая здания, помещения, все это было передано государству.
- Вам принадлежит фраза, что есть только один честный чиновник, его фамилия Шахрай?
- Это было во время предвыборной кампании. Речь шла о чиновниках, которые отказались декларировать свои Доходы и собственность. Я им поставил тогда риторический вопрос. Получается, что единственный честный - Шахрай?
- Вы занимались национальной политикой, причем в самое непростое время. Как вы считаете, у России есть своя национальная политика? И те локальные войны, которые сейчас происходят на территории России, это конец эпохи воинствующих княжеств или только ее начало? И еще не одна национальная окраиа нам аукнется отсутствием разумной национальной политики?
Я в национальной политике вижу два принципа. Первый - не навреди. И второй - не допусти дискриминации по этническому принципу. Все остальное это экономическая политика государства, региональная, федеративная, но не национальная. И остается только методика предотвращения кризисов, когда этнические одежды используются для прикрытия борьбы за власть и собственность, что было в осетино-ингушском конфликте. Что, осетины с ингушами не могли жить рядом? Могли и жили. Потом тридцать шесть раз территорию меняли. Когда власть центральная ослабла, бросили осетин, бросили ингушей друг с другом воевать. За это время за их спиной водочные короли, осетины и ингуши, короли торговли оружием никаких национальных проблем не знали, они 'интернационалисты'.
- Вы проиграли выборы. Насколько это тяжело для вас, для вашего самолюбия? Вы ведь привыкли быть частью политического процесса, и вдруг оказались в стороне.
Насколько это было болезненно, как вам удалось смириться с этим?
- Я так устроен, что, начиная то или иное действо, всегда моделирую самый плохой результат. И потому оказываюсь не в ситуации обвала, а в ситуации, что не дошел, не дополз, не хватило. В данном случае не хватило немножко времени, и было предательство со стороны власти и, скажем откровенно, 'ЛУКойла'. Значит, будет политическая пауза. Хватит семь раз быть депутатом.
- А что теперь делать?
- Не пропаду.
- Нуда, я понимаю, вы хороший каменщик. Но…
- И водитель.
- Да, и водитель.
- Но главное, что хороший профессионал.
- Вы поддерживали Примакова.
- Собственно, он меня вернул в правительство. Несмотря на протесты Кремля, на протесты отморозков в оппозиции, я ему за это благодарен.
- А почему Кремль был против этого?
- Если б я знал достоверно. Но предложить могу две версии. Во-первых, на меня нет крючка, как на большинство других, значит, Шахрай может взбрыкнуть. Вовторых власть, особенно в последние годы, обновляется, в хорошем смысле обновляется, в том числе за счет большого числа провинциалов и непрофессионалов.
В этом случае любой выскочивший на вершину власти провинциал…
- То есть чтобы стать министром, надо быть дзюдоистом и питерцем?
- Это одно из ответвлений, мы об этом поговорим. Я имел в виду другое. И вот пришел юрист, допустим, из провинции. Он сейчас в фаворе. Он во власти. Что значит для него появление рядом Шахрая? А вдруг затмит? А вдруг обыграет? То есть такая страховка и профилактика. Это всегда было.
- В вас говорит здравый расчет и разум? Или это обиженное самолюбие?
