Мне хотелось, чтобы меня хотя бы похоронили по-человечески. Одиноко стоящее деревце, вполне для этого походило, чтобы обрести под ним вечный покой.
- Что ж, - майор кивнул головой, – тогда…
- Подождите! Дайте мне еще одну минуту, пожалуйста.
- Одну минуту? – спросил капитан. – Не много ли вы просите?
Но и этого мне было достаточно, чтобы собраться и попрощаться с этим миром.
- Дайте ему минуту, – сжалился надо мной майор.
- Хорошо, я засекаю. Время пошло. - Сказал капитан.
Воцарилась полная тишина, на минуту все замолчали. Я посмотрел на ясное небо, на котором не было ни облачка, вдохнул ноздрями воздух…
Если бы я раньше знал, что минута может длиться так долго, целую вечность! Мне показалось, что время остановилось, я пытался запомнить каждое мгновенье, последнее в своей жизни, понимая, что больше меня не будет. Нет, я не боялся смерти, просто мне было жаль, что жизнь закончится так рано, в самом расцвете сил, едва мне исполнилось 23 года. По роковому стечению обстоятельств, сегодня был день моего рождения. Пули, оборвавшие мою жизнь, должны были стать единственным для меня «подарком». О пощаде я не просил и на милость не надеялся, как не надеялся и на чудо.
Капитан посмотрел на часы.
- Ваше время вышло, – он кивнул головой. – Приступайте…
Один из солдат, зачем-то подошел ко мне. Дядя видимо решил надо мной поиздеваться.
- Может ты еще напоследок, крикнешь «Хайль Гитлер!».
- Не смешно. Ничего я кричать не буду. Я что похож на идиота?
- Хм? Вы что хотите сказать, что не преданы фюреру?
- Мне на все наплевать, и на вас тоже, на том свете все равно будет. Какая разница?
- Хотя? Вы правы! – изумился майор. - С другой стороны правильно рассуждаете.
Он как будто издевался надо мной, в его поведении было нечто странное. Он вел себя как палач, но при этом старался, как можно гуманнее казнить свою жертву.
Мне попытались завязать глаза, какой-то материей, меня вдруг охватила паника.
- Не надо! Пожалуйста, не надо! Не закрывайте глаза!
- Снимите повязку, раз он так хочет.
Увидев свет, я успокоился. Спокойно встал у стены, последний раз посмотрел на дядю, наверное думая, что может в нем проснется хоть капля жалости, но этого не произошло.
- Прощайте, – сказал я тихо, опустив голову.
- Оружие наготове! – скомандовал Апраксин.
Солдаты вскинули винтовки.
- Целься.
Осталось скомандовать «пли», он готовился махнуть рукой.
Вдруг, внезапно раздался крик:
- Стойте!
Я увидел бегущего политрука.
- Стойте! Подождите пока, не стреляйте!
- В чем дело? – спросил майор.
- Товарищ майор, подождите! - он выговаривал явно запыхавшись. - Мне надо поговорить с вами.
- О чем? Какого черта вы вмешиваетесь?
- С вами хотел еще поговорить командир дивизии.
- Прямо сейчас? Это так срочно?
- Срочно товарищ майор.
Они отошли в сторону, он что-то сказал моему дяде, тот подозвал капитана.
- Подождите. Я скоро вернусь, без меня ничего не предпринимать!
Оставив солдат меня охранять, они подошли к машине, стоявшей у школы и уехали.
В полном недоумении я присел, закрыл глаза руками, потом уставился в одну точку.
- Повезло тебе, – произнес один из солдат.
- Если бы не минута, которую ты просил, быть бы тебе уже на том свете. Тебе что сволочь всегда так везло? – добавил второй. - Ты еще не радуйся раньше времени.
Глава 44
Пока Ганс сидел, ожидая своей участи, начальство решали его судьбу.
К штабу дивизии подъехала машина, офицеры вышли из нее, и зашли в помещение.
- Вы что хотите его расстрелять? – спросил комдив.
- Да решение принято и оно окончательно. Я уже подписал договор,- ответил майор.
- Подписали приговор?
- Он отказался с нами сотрудничать.
- Постойте, как отказался? – сказал капитан Синицкий. - Это не правда, я сам лично разговаривал с ним, проводил беседу, и он со мной соглашался. Соглашался сотрудничать! Он даже перейти хотел на нашу сторону с оружием в руках, зачем его расстреливать? А если это так, почему бы ему не позволить? В Сибирь его сослать или под пули подставить, не все ли вам равно как он погибнет? Какая разница! Скоро и так пекло начнется, что многим не уцелеть. Оставьте его в покое!
- Я тоже лично беседовал с ним, проводил, полит агитацию, - продолжал Джанджгава[2].- Он даже карикатуры мне здесь рисовал на свое руководство. Алексей Константинович, вы допрашивали пленного? - обратился к майору Савинову.
- Да, на допросе он рассказал все что знает, показания давал охотно. Все полученные нами сведения проверены, все правда.
- Меня не волнует. Развели здесь черти что! Вы что сочувствуете и испытываете жалость к врагам? Я могу сообщить своему начальству, загремите под трибунал.
- А вы нас не пугайте, я сам начальству вашему позвоню и узнаю, какие он давал вам распоряжения, - ответил комдив.
- Товарищ капитан, - обратился политрук к капитану НКВД, - вы можете подтвердить, что в результате вашей беседы с пленным, он действительно отказался с нами сотрудничать? Почему вы молчите?
Капитан посмотрел на майора, в конце концов, сознался.
- Извините, Александр Петрович, но при мне вы действительно не спрашивали пленного о том, согласен ли он, сотрудничать с нами, ваше решение подписать ему приговор было авторитарным. А полковник, между прочим, по моему, давал вам совсем другие указания, расстреливать пленного только в случае категорического отказа.
- Что съели? Выходит, занимаетесь самоуправством. Мне позвонить вашему начальству? – спросил комдив.
Майор бросил бешенный взгляд на своего подчиненного.
- Ну, вы у меня еще получите.
- Интересно? Это мы еще посмотрим! Я в точности выполняю все указания и не хочу из-за вас получать по шее.
- Немцы вербуют наших пленных сплошь и рядом! – говорил Джанджгава. - А мы не можем действовать теми же методами! Поймите, у нас итак с переводчиками проблема с немецкого их и так не хватает, каждый хороший специалист на вес золота. Нельзя же так кидаться! Этот шпана три языка в
