проходит, и тогда-то и понимаешь только, что ценно по-настоящему. Помнишь, песня была такая, Гребенщиков пел?
– Какая песня? Не помню.
– «Eсли мы хотим, чтобы нам было куда вернуться, время вернуться домой!» – Я вдруг почувствовала, что Светка как-то особенно по-детски возбуждена и счастлива. – Представляешь, и все это я попыталась втолковать Арвиду!
– Ну а он?
– Ужасно обиделся! Что ж это, говорит, мы с тобой лежим в постели, а ты мне рассказываешь о моей жене. Просто ты не любишь меня! Или я тебе надоел... Я ему объяснила: не надоел, а, наоборот, я привязалась к тебе и люблю тебя гораздо сильней, чем это было вначале. И твое будущее мне отнюдь не безразлично. Ты будешь жить в своем доме, заниматься своим делом и воспитывать своего сына. А не скитаться по углам в чужой стране... Он согласился: да, все это здорово. Но из Москвы я уеду только с тобой. Таким упрямым он оказался, Алка! Ты не поверишь... Хотя... его упрямство для меня не новость. Ведь, собственно, и началось у нас все с упрямства. Вначале, когда мы еще общались на предмет проекта, он приезжал каждый-каждый день. Ты не веришь?
– Странно действительно... Неужели он приезжал каждый день?.. А чего говорил?
– Показывал проекты! Вам не понравился вчерашний, а я его вот так переработал. Я ему: Арвид, вы сошли с ума! Дорабатывай не дорабатывай, денег на строительство у нас нет все равно! И не будет! Работы вы себе здесь не найдете. Уходите. Уезжайте в Латвию!.. А назавтра он приезжал с новым проектом. И все они были такими грамотными, логичными, с минимизированными затратами. И нарисованы были с таким изяществом... А раскрашены – как сказочные картинки! Через две недели я не выдержала: пригласила его в сторожку чаю попить. За столом он на полном серьезе уверил меня, что у вас с ним насчет строительства чуть ли не письменная договоренность. Даже суммы какие-то называл. Помнишь, я звонила тебе, ругалась?
– Да-да... Было что-то в этом роде.
– Короче, Ал, не знаю, как тебе объяснить все это... но его ухаживания вдруг показались мне ужасно трогательными. В тысячу раз трогательнее дорогих подарков, бриллиантов, букетов, серенад под балконом оказалась эта его настойчивость! Когда я прочувствовала ее до конца, я пала. – Светка грустно усмехнулась. – Ты понимаешь, конечно, я не моральное падение имею в виду, а сравниваю себя с осажденной крепостью. Нет, я не просто уступила... Я почти влюбилась, полюбила Арвида. Но я его полюбила для себя. Как игрушку!
– Светка, ты что?!
– Да вот то! С ним было легко, уютно – и необременительно. Никаких обязательств.
– А теперь... Признайся, он просто тебе надоел.
– Вовсе нет, Алка. Я уже говорила, что при вязалась к нему и все такое... но знаешь, знаешь, это все, что происходило между нами, было как-то не по-настоящему... а по-игрушечному, – неожиданно добавила она, – как выражалась моя Янка в детстве.
– Понятно. Все дело в том, – не удержавшись, сказала я, – что ты сравниваешь Арвида с Кириллом, сравнение выходит в пользу последнего, и ты крутишь хвостом. Может, лучше уметь довольствоваться малым? Тем более Арвид – это не так и мало, если разобраться.
– А ты почему малым не хочешь довольствоваться?! – интригующе улыбнувшись, воскликнула Светка. – Сама-то по максимуму живешь!
– Мне просто повезло.
– А вдруг мне тоже?
Я только плечами пожала в ответ. Невооруженным глазом видно, что в Светкиной жизни наметились какие-то перемены, и перемены, должно быть, не самые худшие. Нужно запастись терпением и выслушать ее исповедь до конца.
– Ну, давай рассказывай, как тебе повезло. Колись, подруга!
– В последнее время я поняла, что больше не хочу быть причиной чьих-то несчастий. Чьих бы то ни было, а особенно Арвида.
– Да разве ты была причиной его несчастий?
– Ну, я ж тебе объяснила только что! Косвенных несчастий. Он так трепетно ко мне относился, а я к нему... в общем, по-другому совсем. Но... то ли он этого не чувствовал, то ли просто не хотел замечать... в общем, уперся: собирайся, поехали в Ригу. А если ты не хочешь, я останусь в Москве.
– Ну а ты?
– А я – обманула его! Сказала, что Холщево просто так не бросишь, а его клиенты не будут ждать. Но к лету я обязательно что-нибудь придумаю и приеду в Ригу... И он поверил мне. Знаешь, какого труда мне стоило его убедить! Я думала: пусть это ложь, но ведь ложь ради спасения. И его спасения, и моего тоже. Помоги мне, Господи! Вразуми Арвида.
– Он же не крещеный вроде? – робко напомнила я.
– Какая разница! – горячо продолжала Светка. – Все люди – создания Божьи!.. Арвид вдруг взял и поверил мне. И стал собираться в Ригу. И тут... – Светка неожиданно замолчала.
– Возникли новые форс-мажорные обстоятельства! – иронически заметила я. Новый Светкин имидж, постоянные упоминания о Боге – все это плохо помещалось у меня в голове. Я привыкла считать Светку веселой хищницей и в отношении ее покаяния не могла настроить себя на серьезный лад.
– Ты права. – К счастью, Светка не заметила моей иронии. – Во мне, ты знаешь, как будто что-то хрустнуло. Арвид, мой любимый Арвид уедет навсегда от меня... И я его больше никогда не увижу... А кто будет меня баловать? Кто будет привозить мне лакомства и букеты? Кто будет будить меня по утрам? Кто будет мне звонить и называть меня «своей любимой»?
«Неотрывно глядя на твою фотку...» – мысленно добавила я.
– С чем я вообще останусь? С нашей грязелечебницей?!
– Почему «грязе»?
– Потому что в Холщеве одна грязь. Воду увозят в цистернах, а грязь почему-то никуда не девается! Короче, Алка, я перепугалась. Умом-то понимаю, что лучше ему уехать, а сердце – рвется. И кажется, не было в моей жизни никого лучше, роднее, чем Арвид. А то, что я его в Ригу отправляю собственными руками, просто-напросто счастье свое гублю. Из каких-то садистских соображений.
– И что ты решила все-таки?
– А ничего. Всю ночь проплакала, нет, хуже – прометалась в какой-то звериной тоске. А утром, сама не знаю зачем, пошла в церковь. Встала у какой-то иконы, стою и плачу. И не хочу уходить. Вроде бы мне легче становится даже и хорошо – решимость не отступает, а то я уж было подумывала все оставить как есть. Постояла, постояла, а потом выгнали меня, храм, дескать, закрывается на уборку. Я пошла домой, прилегла, сразу уснула – и, не поверишь, увидела Кирилла во сне. Будто бы мы оба стоим у той иконы. Молча стоим, опустив головы. И грустно нам так...
– Ничего себе сновидение...
– Вот именно! Я проснулась – ничего не пойму. Арвид, Кирилл... Так Кирилл или Арвид все-таки? Да Кирилл, конечно, Кирилл! Я вдруг представила, что он в своем Киеве так же тоскует без меня. Да моя теперешняя жизнь – это же одна сплошная тоска по Кириллу! Я просто не говорю об этом. Я даже думать себе об этом не разрешаю! Я даже себе признаться боюсь! А Арвид, бедняжка... Арвид – заменитель, суррогат. Да разве он этого заслуживает?! Я побежала в церковь, спросить, как эта икона называется. Оказывается, это икона Богородицы «Семистрельная». «И душу тебе пройдет оружие...» – это Богородице один пророк страдание предсказал, когда она с Христом-младенцем в храм приходила. Представляешь, если уж Богородице страдание, то что тогда мне – с моими-то грехами?!
– Какая же ты стала, Свет. С грехами да по грехам! – не выдержала я. – Тебя подменили как будто.
– Просто, Ал, я теперь так чувствую. Я заслужила эти страдания и тоску. Все правильно. И Арвид должен был уехать.
– Ну ты даешь! – все еще не верила я. – Должен уехать?.. А зачем было так разряжаться на вокзал. Напоследок неизгладимое впечатление оставить хотела?
– Хотела, – призналась Светка смиренно. – Тщеславие – это мой главный грех... А все-таки хорошо, что он уехал! – быстро добавила она, словно желая переменить тему. – Видно, и ему этот отъезд дался нелегко.
