1. Книга о земских школах Серпуховского уезда. О ней Чехов писал А. С. Суворину 14 декабря 1896 г.: «Я готовлю материал для книги, вроде „Сахалина“, в которой изображу все 60 земских школ нашего уезда, взявши исключительно их бытовую хозяйственную сторону. Это земцам на потребу». Когда Н. М. Ежов, работая московским фельетонистом «Нового времени», испытывал затруднения в выборе тем, Чехов ему обещал дать сведения о земских школах. Это видно из письма Ежова 17 июня 1897 г.: «Мы говорили с Вами насчет сельских школ (земских); Вы обещали дать мне матерьял для фельетона, — каким бы образом нам потолковать еще раз?» (
2. Продолжение повести «Мужики» (о событиях, которые должны были произойти после возвращения Ольги и Саши в Москву, — см. стр. 344—348 и 510 наст. тома).
3. В письме к Суворину 20 июня 1896 г. Чехов предлагал переделать вместе с ним «на русские нравы» пьесу Лауры Маргольм «Карла Бюринг».
26 июня Чехов писал Суворину: «А пьесу я напишу, уж это Вы не беспокоитесь. Пьесы будут, была бы порядочная труппа». Чехов тогда, только что кончив работу над «Чайкой», собирался вернуться к старым пьесам в связи с их переизданием (в сборнике 1897 г.) и, видимо, предполагал писать новые; в частности, он мог иметь в виду и свою работу над «Дядей Ваней». После провала «Чайки» в Александрийском театре 17 октября 1896 г. настроение его круто изменилось: «
Т. Л. Щепкина-Куперник вспоминает чеховские «сюжеты», рассказанные ей: «Как-то Антон Павлович затеял писать со мной вдвоем одноактную пьесу и написал мне для нее длинный первый монолог. Пьеса должна была называться „День писательницы“. Монолог тоже заключал множество всяких шуток по моему адресу и начинался так: „Я — писательница. Вы не верите? Посмотрите на эти руки: это руки честной труженицы: вот даже чернильное пятнышко“. (У меня всегда бывало чернильное пятно на среднем пальце…) <…> запомнила еще, как писательница мечтает уехать в деревню: „Чтобы был снег… тишина-тишина… вдали собаки лают и кто-то на гармошке играет, а ля какой-нибудь Чехов“ <… >.
Помню, как-то раз шли мы в усадьбу после дождя, который мы долго пережидали в какой-то пустой риге, и Чехов, держа мокрый зонтик, сказал:
— Вот бы надо написать такой водевиль: пережидают двое дождь в пустой риге; шутят, смеются, сушат зонты, объясняются в любви; потом дождь проходит, солнце, и вдруг он умирает от разрыва сердца.
— Бог с вами! — изумилась я. — Какой же это будет „водевиль“?…
— А зато жизненно. Разве так не бывает? Вот шутим, смеемся, и вдруг — хлоп, конец!..» (
В середине 90-х гг. Чехов вернулся к мысли о романе. Об этом свидетельствует история создания двух самых крупных произведений 1894–1896 гг. — повестей «Три года» и «Моя жизнь». Но в процессе работы границы обоих задуманных «романов» постепенно суживались. Уменьшалось число действующих лиц, сокращалось количество эпизодов, сжимались описания и т. д. (см. примечания к повести «Три года»*). Осуществлению первоначальных широких замыслов отчасти мешало и то, что Чехов брал обязательства, которые требовали безотлагательной, срочной работы. С января 1895 г. до весны 1896 г., когда была начата «Моя жизнь», Чехов написал и опубликовал 6 рассказов: «Супруга», «Белолобый», «Анна на шее», «Убийство», «Ариадна», «Дом с мезонином». Рассказ «Супруга», обещанный в сб. «Почин», когда он трудился над «Рассказом старшего садовника» и повестью «Три года», опоздал против намеченного срока на три месяца, хотя объем его был невелик (четыре страницы). Рукопись «Моей жизни» пришлось посылать в два приема — так что конец повести Чехов писал, не имея в руках начала. И как «роман из московской жизни» («Три года») постепенно превратился в повесть (а в печати появился с подзаголовком «Рассказ»), так и «роман для „Нивы“» («Моя жизнь») был опубликован в этом журнале как повесть (в отдельном издании значилось: «Рассказы: 1. „Мужики“. 2. „Моя жизнь“» и в подзаголовке «Моей жизни» — «Рассказ провинциала»).
Болезнь, обострившаяся весной 1897 г., когда шла корректура «Мужиков», изменила темп литературной деятельности Чехова. Занятый лечением, он — насколько известно из его писем — летом этого года ничего не писал.
Осенью 1897 г., уже после трех недель жизни на юге Франции, Чехов стал тяготиться отдыхом: «Праздность опротивела. Да и деньги тают, как безе» (письмо к М. П. Чеховой, 25 сентября 1897 г.). Первое известие о намерении возобновить прерванный литературный труд — в письме к М. П. Чеховой 9 октября 1897 г.: «…сажусь писать рассказ»; первое указание относительно начала работы — в письме Г. М. Чехову 11 октября: «Стал работать понемножку и, быть может, привыкну к чужому письменному столу». В эти же дни Чехов писал Я. Л. Барскову: «…я теперь в таком настроении, что могу работать и, по всей вероятности, это настроение не мимолетное. Мне
Ко времени создания этих произведении, написанных за границей, но посвященных чисто русской тематике (к декабрю 1897 г. была, кроме того, завершена в основном работа над рассказом «У знакомых»), относится признание Чехова, характеризующее особенность его творческого процесса: «Я умею писать только по воспоминаниям и никогда не писал непосредственно с натуры. Мне нужно, чтобы память моя процедила сюжет и чтобы на ней, как на фильтре, осталось только то, что важно или типично» (письмо Ф. Д. Батюшкову 15(27) декабря 1897 г.).
У Чехова было постоянное чувство, что он пишет мало. Имели значение и материальные соображения. Начиная 1895 год большими творческими планами, Чехов пояснял: «И деньги нужны адски» (Суворину, 19 января 1895 г.). Кончил он год с этим же чувством. Собираясь пожить в Петербурге, он писал Суворину: «…но если не буду работать, то уеду из Петербурга через 2–3 дня. Не работать мне нельзя. Денег у меня так мало, а работаю я так медленно, что прогуляй я 2–3 недели (я прогулял их уже 5), мое финансовое равновесие пойдет к черту и я залезу в долги. Я зарабатываю черт знает как мало» (29 декабря 1895 г.). Эти строки, в сопоставлении с предложением Суворина о внеочередном авансе, последовавшем после отказа Чехова поехать в Петербург из-за плачевного состояния «финансов», свидетельствуют о серьезных материальных затруднениях, которые испытывал Чехов, находясь в зависимости от издательства Суворина. Не из простого любопытства, конечно, Чехов спрашивал А. А. Тихонова, в качестве редактора «Нивы» близко соприкасавшегося со всеми предпринимательскими делами А. Ф. Маркса: «Правда ли, что Маркс купил на вечные времена сочинения Фета? Если правда (и если не секрет), то за сколько? Полонский издан недурно» (29 марта 1896 г.). В январе 1899 г. Чехов заключил договор с Марксом об издании своих сочинений.
Обдумывая сюжеты 1894–1897 гг., Чехов обращался к таганрогским впечатлениям («Моя жизнь», «Печенег», «В родном углу», отчасти «Убийство»). Лето 1891 г., проведенное в Богимове, всплыло в памяти во время работы над «Домом с мезонином». Изображение европейских курортов в «Ариадне» восходит к заграничным впечатлениям 1891 и 1894 гг.
Но основной пласт жизненных впечатлений в произведениях этих лет относится к мелиховскому времени (Чехов поселился в Мелихове с марта 1892 г.). Общение с мелиховскими крестьянами углубило знание крестьянского быта, что отразилось особенно в «Доме с мезонином», «Моей жизни», «Мужиках», «На подводе».
В воспоминаниях родных и знакомых Чехова приводятся сведения о лицах и фактах, которые послужили материалом для многих произведений. Но при обращении к свидетельствам мемуаристов следует критически воспринимать их стремление отождествлять чеховских героев с определенными прототипами. Там, где бывал Чехов, после его смерти жители также охотно выискивали своих, «местных»
