Не видно счастья голубого, —Его затмили злые сны.Лучи светила золотогоСедой тоской поглощены.
«Я воскресенья не хочу…»
Я воскресенья не хочу,И мне совсем не надо рая, —Не опечалюсь, умирая,И никуда я не взлечу.Я погашу мои светила,Я затворю уста мои,И в несказанном бытииНавек забуду все, что было.
«Живы дети, только дети…»
Живы дети, только дети, —Мы мертвы, давно мертвы.Смерть шатается на светеИ махает, словно плетью,Уплетенной туго сетьюВозле каждой головы.Хоть и даст она отсрочку —Год, неделю или ночь,Но поставит все же точку,И укатит в черной тачке,Сотрясая в дикой скачке,Из земного мира прочь.Торопись дышать сильнее,Жди, — придет и твой черед.Задыхайся, цепенея,Леденея перед нею.Срок пройдет, — подставишь шею, —Ночь, неделя или год.
Чёртовы качели
В тени косматой ели,Над шумною рекойКачает черт качелиМохнатою рукой.Качает и смеется,Вперед, назад,Вперед, назад.Доска скрипит и гнется,О сук тяжелый третсяНатянутый канат.Снует с протяжным скрипомШатучая доска,И черт хохочет с хрипом,Хватаясь за бока.Держусь, томлюсь, качаюсь,Вперед, назад,Вперед, назад,Хватаюсь и мотаюсь,И отвести стараюсьОт черта томный взгляд.Над верхом темной елиХохочет голубой:— Попался на качели,Качайся, черт с тобой. —В тени косматой елиВизжат, кружась гурьбой: