нами звезды? Ведь мы-то сами ничем не блестим. Живем себе смирно.
Приживальщик. Алексей Павлович — человек великого ума. Что говорит, нам трудно понять, и дивно кажется подчас.
Лиза. Он был в чужих странах, а там живут не по-нашему.
Входит Степанида.
Лиза. Папенька с маменькой встали?
Степанида. Барин с барыней идут кушать чай. Почивали хорошо, встали веселеньки.
Лиза. А я-то едва успела спуститься. Что же это я так заспалась нынче?
Лушка (простодушно). Видно, хороши сны снились, барышня.
Лиза (хмуря брови, строго). Тебя видела. А вот ты, Лушка, болтаешь много. И в поварню бегаешь не за делом. Елевферий хоть и читает Евангелие, а все же знать никак не может того, что кому на том свете будет.
Приживальщик слушает с любопытством.
Входят в столовую Ворожбинин и Ворожбинина. Любовно смотрят на Лизу. Ворожбинина улыбается Лизе. Лиза бежит им навстречу. Целует руки отцу и матери. Приживальщик низко кланяется и тихонько уходит по лестнице вверх. Степанида и Лушка уходят в девичью.
Лиза. С добрым утром, маменька! С добрым утром, папенька! Уж и сливки на столе, густые, превкусные, да и мед самотек.
Все идут к столу.
Ворожбинина. Дочка-то у нас какая выросла! Ворожбинин. Хороша, хороша! Глазки веселенькие, личико смуглое, локоны вьются так мило!
Лиза улыбается и мечтательно смотрит в окно. Ей грезится, что мимо проходит ее Алексис, изысканно одетый и погруженный в меланхолические мечтания.
Ворожбинина. Да что ты, Лизанька, все в окошко смотришь? Что ты там занятного нашла?
Лиза (вздрогнув от неожиданного вопроса и смешавшись). Так точно, маменька.
Ворожбинина (посмотрев на нее с удивлением). Что с тобой, Лизанька? Отвечаешь невпопад, как сонная.
Ворожбинин нюхает табак из серебряной табакерки и глядит на Лизу посмеиваясь, отчего Лиза еще более смущается.
Лиза (со смущением). Я сегодня странный сон видела, маменька. А к чему он, не знаю. С вечера я долго не могла заснуть, все в окно глядела. Над рекой клубился туман, луна скользила в небе. А потом я заснула, и приснился странный сон, лиловый. (Смеется.)
Ворожбинина (недовольным голосом, но с немалым любопытством). Что за сон? Не нравится мне, что ты стала часто видеть странные сны. Даже неприлично для барышни. Даже трудно по соннику разгадать. И не поймешь, к чему они, к радости или к печали.
Ворожбинин (с неудовольствием). Пошли сны свои рассказывать да разгадывать. Сколько лет я тебе, мать моя, твержу одно и то же, все в толк взять не можешь, что никакого предвещательного значения сон не имеет. О чем днем думаешь, то ночью и снится, а разгадывать сны пристойно деревенским бабам. Господин Вольтер уже давно осмеял это прискорбное суеверие.
Ворожбинина. Что ты, Николай Степанович! Иной раз то увидишь во сне, о чем и думать-то давно позабыла, а то так никогда и в голову не приходило.
Ворожбинин. Да вот позабыла, не думала, а тут вот взяла да и подумала, засыпая.
Ворожбинина (с досадой). Ну, батюшка, понес свое. Знаю я тебя, — ведомый вольнодумец. Сказывай, Лизанька, какой же ты сон видела!
Лиза (краснея). Ах, маменька, право, глупости. И говорить не стоит.
Ворожбинина (построже). Изволь рассказывать, сударыня.
Лиза (слегка смутившись). Сначала снилось мне что-то совсем непонятное. Я уж даже и позабыла. Потом пришел арап, сам черный весь с головы до ног, как гуща кофейная, а губы красные-красные, на голове пунцовый тюрбан. И говорит мне громко: «Собирайся бесперечь, Лизавета Николаевна, к славному и великому королю Крысиному».
Ворожбинина (с неудовольствием). Такого и короля нет.
Лиза. Ах, маменька, да ведь это во сне!
Ворожбинин (нюхая табак и неодобрительно покачивая головой, ворчит). Обеих бы вас послать королю Крысиному на выучку.
Нянька (старушка старая, выходя из девичьей, становится у дверей). Что за сон? Дай-ка я послушаю. Девки-вышивальщицы без меня заленятся, только сон не выслушать мне никак нельзя.
Стоит, слушает, качает головой, бормочет что-то невнятное. В это время в дверях столовой собираются понемногу девки, слушая сон. Среди них, скатившись сверху и протолкавшись вперед, горбатая шутиха слушает с нелепыми ужимками.
Лиза. Ну вот, иду я будто бы в королевский чертог. Дорога гладкая, как скатерть, синелью вышита и бисером, а идти по ней страх как трудно. По сторонам дороги ученые медведи пляшут, а передо мной арап идет. Идет, а сам все оборачивается, страшный такой, за красными губами зубы белые сверкают. В чертоге богато и пышно, колонны высокие, много свеч горит, свечи желтые, как медь, а свет от них лиловый и дымный. У дверей арапы стоят и придворные кавалеры. Вот взошла я в тронный зал, смотрю, а на троне сидит Лушка. На ней корона и порфира и башмаки золотом шитые. А сама румяная, смеется во весь рот. На себя смотрю, — я в сарафане, как простая девка. Да и сарафанишко-то совсем плохонький, рваный.
Ворожбинина (сердито). Ну и сон!
Лиза. Лушка мне говорит: «Здесь первые станут последними, как в Евангелии сказано, а ты, барышня, целуй мою ручку, а потом воду носить будешь».
Ворожбинина (всплеснув руками). Ах она, подлянка! Да как же это она осмелилась! Да что ж ты ее не уняла, Лизанька?
Ворожбинин (сердито глянув на дверь). Во сне унимать нечего. Что приснится, то и смотри. А вот наяву построже бы за ними глядели, чтобы не стояли в дверях, господские разговоры подслушивая.
Спугнутые этими словами, девки убегают, только слышен топот их ног.
Нянька (ворчит). Экие вы, девки, прогневили барина! Всё-то непорядки! Что вы за работницы! (Уходит вслед за ними.)
Ворожбинина (гневно). Подошла бы к подлянке да по щекам бы ее, по щекам!
Лиза. Мне так стыдно стало, что я проснулась.
Ворожбинина. Ну, еще бы! Лушкину руку целовать!
Горбатая шутиха катится горошком и вскатывается по внутренней лестнице наверх.
Шутиха. Надо старой барыне поскорее рассказать, пусть прикажет Лушку да и Елевферия строго наказать. Да и барышне надо попенять. (Исчезает наверху.)
Ворожбинина. Ну уж, матушка, и сон! Хорош, нечего сказать! Постыдилась бы
