себя, как в гостях, а не дома. Время проводили кое-как и где придется, и даже беллетристам, когда они недавно захотели сойтись вместе и пообедать, не нашлось другого места, как душный и неуютный кабинет в «Мало-Ярославце»*. А про семейства литераторов и художников, про артисток и писательниц говорить нечего; дамы у нас поневоле домоседки и обречены на скуку, и видеть их можно только изредка, на похоронах или именинах у какого-нибудь писателя или артиста. А между тем как было бы полезно сходиться вместе людям, у которых так много общего в характерах, взглядах и целях. По уставу, действительными членами Кружка могут быть только литераторы, актеры, художники, певцы и музыканты. Число членов ограничено 150 лицами, и надо думать, что в это число попадут только действительные артисты и художники и те, которые так или иначе содействуют успехам и процветанию литературы и вообще изящных искусств. Желающих попасть в члены Кружка будет много, но тут уж на обязанности дирекции и общих собраний лежит строгий и педантический выбор, чтобы в Кружке не было чужих; не мешает вспомнить судьбу злополучного* Пушкинского кружка или Московского общества искусств и литературы, которые не удались именно от наплыва элементов, ничего общего с искусством не имеющих. Нужно также пожелать, чтобы истинные артисты и литераторы с самого начала отнеслись к Кружку, как к полезному учреждению, с доброжелательством и сочувствием, потому что и настоящее, и будущее Кружка зависит только от них самих и от их доброй воли. Захотят они — Кружок будет существовать, не захотят — не будет. Помещение для собраний Кружка уже найдено. Это бывшая квартира г. министра путей сообщения в д. Жербина на Михайловской площади. Помещение роскошное и вполне удовлетворяющее намерениям Кружка, который имеет в виду устроивать концерты, балы, маскарады и публичные спектакли. Так как у Кружка в настоящее время нет почти никакого фонда, то предполагается в скором времени устройство очень интересного вечера, в котором будут участвовать выдающиеся силы русской оперы, русской и французской драматических трупп. По уставу, в помещении Кружка разрешаются игры в карты, шахматы, домино и бильярд.
И.А. Мельников*
Если у И. А. Мельникова были во время его 25-летней службы на сцене какие-либо печали и скорби, неизбежные, кажется, в жизни всякого талантливого артиста и художника, то он должен был забыть их сегодня на своем юбилейном спектакле. Торжество было шумное, победное, радостное, и оно еще раз показало, что таланты — сильные и властные люди. Чествование, единодушное и искреннее, какое выпадает на долю только истинных талантов и очень хороших людей, началось уже после первого акта «Руслана»: юбиляру поднесли венок и корзину цветов. Затем в каждом антракте, едва опускался занавес, публика, остававшаяся на своих местах, и в партере, и в ложах, бесконечно вызывала своего любимца и выражала ему свой неподдельный восторг. После четвертого акта, при поднятом занавесе, в волшебном замке Черномора, наш певец в костюме витязя и при совершенно сказочной обстановке, окруженный витязями, боярынями, помолодевший и растроганный, не успевал принимать подношения и выслушивать адресы. Гул от аплодисментов походил на ураган, а подношения были обильны, как золотой дождь, так что мы затрудняемся их перечислить. Товарищи, оперные артисты, поднесли роскошный серебряный сервиз, публика — таковой же прибор. От сервизов, приборов, кубков и т. п. шел блеск, и от благородных металлов на сцене стало светлее. Одним из самых дорогих подарков была серебряная вещица от сестры Глинки, Л. И. Шестаковой. Хор, оркестр, труппы Московского оперного, Александринского и французского Михайловского* театров и Хоровое общество, учрежденное Иваном Александровичем, поднесли лавровые венки. Сверстники юбиляра, его товарищи по Коммерческому училищу*, прочли адрес, напечатанный у нас вчера, и поднесли роскошный подарок. Спектакль прошел весело, шумно и был одним из блестящих. Редко, очень редко нам приходится бывать на таких торжествах, и мы от души благодарим юбиляра за сегодняшний вечер.
Хорошая новость*
В Московском университете с конца прошлого года преподается студентам декламация, то есть искусство говорить красиво и выразительно. Нельзя не порадоваться этому прекрасному нововведению. Мы, русские люди, любим поговорить и послушать, но ораторское искусство у нас в совершенном загоне. В земских и дворянских собраниях, ученых заседаниях, на парадных обедах и ужинах мы застенчиво молчим или же говорим вяло, беззвучно, тускло, «уткнув брады», не зная куда девать руки; нам говорят слово, а мы в ответ — десять, потому что не умеем говорить коротко и не знакомы с той грацией речи, когда при наименьшей затрате сил достигается известный эффект — non multum sed multa[71]. У нас много присяжных поверенных, прокуроров, профессоров, проповедников, в которых по существу их профессий должно бы предполагать ораторскую жилку, у нас много учреждений, которые называются «говорильнями», потому что в них по обязанностям службы много и долго говорят, но у нас совсем нет людей, умеющих выражать свои мысли ясно, коротко и просто. В обеих столицах насчитывают всего-навсего настоящих ораторов пять-шесть, а о провинциальных златоустах что-то не слыхать. На кафедрах у нас сидят заики и шептуны, которых можно слушать и понимать, только приспособившись к ним, на литературных вечерах дозволяется читать даже очень плохо, так как публика давно уже привыкла к этому, и когда читает свои стихи какой-нибудь поэт, то она не слушает, а только смотрит. Ходит анекдот про некоего капитана, который будто бы, когда его товарища опускали в могилу, собирался прочесть длинную речь, но выговорил «будь здоров!», крякнул — и больше ничего не сказал. Нечто подобное рассказывают про почтенного В. В. Стасова, который несколько лет назад в Клубе художников*, желая прочесть лекцию, минут пять изображал из себя молчаливую, смущенную статую; постоял на эстраде, помялся, да с тем и ушел, не сказав ни одного слова. А сколько анекдотов можно было бы рассказать про адвокатов, вызывавших своим косноязычием смех даже у подсудимого, про жрецов науки, которые «изводили» своих слушателей и в конце концов возбуждали к науке полнейшее отвращение. Мы люди бесстрастные, скучные; в наших жилах давно уже запеклась кровь от скуки. Мы не гоняемся за наслаждениями и не ищем их, и нас поэтому нисколько не тревожит, что мы, равнодушные к ораторскому искусству, лишаем себя одного из высших и благороднейших наслаждений, доступных человеку. Но если не хочется наслаждаться, то по крайней мере не мешало бы вспомнить, что во все времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом. В обществе, где презирается истинное красноречие, царят риторика,
Н.Н. и М.И. Фигнер*
Сегодняшний концерт супругов Фигнер можно отнести к удачнейшим концертам этого сезона.
