Но знал, что она ему бесконечно мила и дорога и что ее улыбка его не обманет.
У кого-то из русских писателей Алексей читал однажды, что сближение влюбленных шло гигантскими шагами. Это выражение пришло ему на память, когда он с Танюшкою бегал в саду на гигантских шагах.
Оставив лямку, Алексей стоял на песчаной дорожке, смеялся и смотрел на Таню. Она подошла к нему и спросила:
— Вы опять надо мной смеетесь?
— Что вы, Танечка! — воскликнул Алексей. — Когда же я над вами смеялся?
А Танюшка стояла перед ним и смеялась. Алексей вдруг притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она покраснела очень, стыдливо засмеялась и убежала.
И потом целый день она ходила как в бреду, улыбалась и напевала, а вечером, ложась спать, вдруг поплакала немножко. Но слезы ее были счастливые, и заснула она с радостною улыбкою.
Сладкие слова любви были сказаны опять, уж в который раз от сотворения мира, и все-таки опять новые, нетленные слова!
А ночью, оставшись один, Алексей вдруг вспомнил что-то очень значительное. Сначала неясно вспомнилось, но уже страшно стало. Что это такое? Ведь милый вспомнился образ, — лицо покойного отца, — отчего же страх? И с ним рядом стал другой образ, еще более милый, — очаровательное Танюшкино лицо, — и обаятельная улыбка юных девичьих уст на одно мгновение слилась с обаянием улыбки губ увядающих, но все еще прельстительных.
«Танюшка похожа на отца, — думал Алексей, — что же это значит?»
И вот страх его осмыслился в определенной мысли: «Неужели она — моя сестра?»
Но он упрямо думал: «Все-таки люблю, люблю, люблю! Моей любви не уступлю темному призраку».
И не мог уснуть. В сад вышел. Подошел к флигельку, где жила Танюшка с матерью. В Танюшкино окно стукнул веткою сирени, — легохонько стукнул, но она услышала, встала с постели, на плечи гарусный платок накинула, окно открыла. Тихо шепнула:
— Что ты стучишься, безумный! Мама услышит.
— Пусть услышит, — трагическим шепотом отвечал Алексей. — Секрета от ней нет.
Танюшка поежилась плечами под платком, глянула на темное небо, где мерцали узоры звезд, и спросила:
— Ну что, гулять в саду хочешь?
Алексей молчал. Не знал, что сказать. Танюшка отошла в глубину комнаты, надела юбку и легко выпрыгнула в окно.
Пошли к реке. Соловья слушали. Говорили что-то. Танюшка смотрела на Алексея влюбленными глазами.
— Любишь? — спросил Алексей.
— Люблю, — тихо отвечала Танюшка, и звук ее голоса словно растаял во влажной темноте ночной.
— Как брата? — опять спрашивал Алексей.
— И еще больше, — отвечала Танюшка.
И спрашивал:
— А не разлюбишь?
И отвечала:
— Не разлюблю никогда.
— Будем вместе навсегда?
— Навсегда вместе.
— А ты меня что не спросишь? — немного помолчав, спросил Алексей.
— Я и так знаю, — отвечала Танюшка.
— Что ты знаешь?
— Ты меня любишь. Любишь, не разлюбишь. Мы всегда будем вместе.
— А если ты?..
— Что? Что если я?
Алексей помолчал и притворно-шутливо сказал:
— Вот и спросила.
Засмеялись оба. Настаивала Танюшка:
— Ну, что такое «если я?» Бессовестный, начал и не кончаешь. Дразнишь. Я заплачу.
— Любопытненькая, — говорил Алексей, нежно поглаживая ее по спине.
— Да, вот и любопытненькая. А ты скажи, ненаглядненький.
Алексей, очень волнуясь, заговорил:
— Слушай, Танюшка, мне иногда кажется странное что-то. Ведь вот я тебя до этого лета почти совсем не знал. А теперь так вдруг люблю, так люблю, как что-то дорогое и близкое.
— И я тоже, — тихо сказала Танюшка. Она смотрела на него не отрываясь, и его волнение передавалось ей и ускоряло стук ее сердца. Алексей говорил:
— А почему так, Танюшка? Тебе это не странно?
— Что ж странного?
— Вот то, что так вдруг. Не удивляет это тебя?
Танюшка прижалась к Алексею, сказала шутливо, побеждая жуткое, непонятное волнение:
— Вот еще придумал. А разве меня не стоит любить? Крестьяночка-босоножка, так и уж полюбить меня странно! О, какой ты строгий стал!
И засмеялась весело, целуя Алексея.
— Нет, ты слушай, Танюшка, — говорил Алексей, — а вдруг вся эта внезапность оттого, что мы близки. Что если ты — моя сестра?
Танюшка призадумалась, потом звонко засмеялась.
— Все-то ты придумываешь! Если бы мы родные были, разве бы я могла в тебя влюбиться? Ах, люблю, люблю тебя, милый мой, ненаглядный!
В кустах над рекою просидели они до зари, тихо разговаривая, нежно и невинно целуясь. И уже не вспоминали об этой Алексеевой затее.
Когда уже легли на землю первые чуткие тени и встрепенулись влажные кустарники, заторопилась Танюшка домой.
Она заснула крепко и счастливо. А утром вспомнила Алексееву догадку ночную и призадумалась над нею. И все утро ходила невеселая, смутная. С Алексеем старалась не встречаться.
Перед обедом Танюшка улучила минуту, осталась наедине с матерью и прямо спросила:
— Мама, скажи мне, я — чья дочь?
Анна Дмитриевна слегка покраснела, чуть принахмурила крутые брови и сказала:
— Нашла что спросить! Моя дочка, рожденная, не подкидыш.
— Это я знаю, мама, — продолжала Танюшка, — а кто мой отец?
Анна Дмитриевна глянула на дочь, глянула в сторону и сказала:
— Муж-покойник, кто же еще?
Потом вспыхнула ярко, рассердилась, крикнула:
— Да что ты мать вздумала допрашивать! Учена больно много, думаешь о себе невесть что. Поди-ка как с матерью заговорила! Вот как возьму…
Начала, — и не кончила. Танюшка смотрела на нее пристально. Анна Дмитриевна смущенно подошла к окну. Слезы побежали из ее глаз. Танюшка, не двигаясь с места, голосом холодным и звучным говорила:
— Мама, голубушка, ты прости меня, что я спрашиваю, но мне это надобно знать, очень надобно. Ты скажи мне, Алексей — брат мне или нет?
Анна Дмитриевна молчала. Танюшка увидела по ее неловким движениям, что она плачет. Танюшкино
