Том 6. Заклинательница змей

Примечания

1

Статья представляет стенограмму выступления Сологуба на публичном «Диспуте о современной литературе», который состоялся январе 1914 года в Санкт-Петербурге. Помимо Сологуба (выступавшего первым) в диспуте участвовали Вяч. Иванов, Г. Чулков, Е. Аничков и др. модернисты.

2

Разумеется теория относительности немецкого учёного Альберта Эйнштейна (1879–1955), представленная им в 1905 году.

3

Из стихотворения Ф. Сологуба «В поле не видно ни зги» (написано 18 мая 1897 г.).

4

Цитируются две первые строки стихотворения Ф. Сологуба, написанного 30 августа 1906 г. и напечатанного в «Русской мысли» в 1907 г. (кн. II).

5

У Ф. Сологуба:

Хоть белых раковин случайно
Набрать бы у ручья,—
Нет, умираем, плача тайно,
Сестра и я.

6

Оба события — смерть сестры и увольнение в отставку — имели место в 1907 г. Анастасия Чеботаревская, жена поэта, писала: «1907 г. явился поворотом и в смысле служебной деятельности Сологуба; по выслуге 25-летней пенсии он был уволен в отставку и уже всецело и окончательно предался литературе. В 1907 г. Сологуб лишился любимой и единственной сестры, скончавшейся летом в Финляндии от наследственной чахотки. Памяти ее посвящена написанная непосредственно вслед за ее смертью трагедия „Победа смерти“…» (Русская литература XX века. Т. 2/Под ред. С. А. Венгерова. М., 1915. С. 12).

7

О вечерах у Сологуба оставлено немало мемуарных зарисовок. Рассказывает об этих вечерах и В. Пяст: «…на одном из своих „журфиксов“ этот небольшой, седой и старообразный, профессионально злой Федор Сологуб как-то начал такой шуточный экспромт:»

Из леса криптомерии
Встает Комплиментарий, —
И это не Валерий,
А просто ересь — Арий…

«— Я хочу сказать, — лукаво пояснил он, — „ерисиарх“ Арий… распространитель еретических учений. Подразумевалось: „мистический анархизм“» (Пяст В. Встречи. М.: Федерация, 1929, С. 48–49).

Изобретатель этого «мистического анархизма» Г. Чулков вспоминал о вечерах у Сологуба в книге «Годы странствий»: «В кабинете хозяина, где стояла темная, несколько холодная кожаная мебель, сидели чинно поэты, читали покорно по желанию хозяина свои стихи и послушно выслушивали суждения мэтра, точные и строгие, почти всегда, впрочем, благожелательные, но иногда острые и беспощадные, если стихотворец рискнул выступить со стихами легкомысленными и несовершенными. Это был ареопаг петербургских поэтов» (М.: Федерация, 1930. С. 146–147).

8

Ср. с воспоминаниями Г. Чулкова:

«Но обидчив и мнителен он был в самом деле болезненно. Несколько раз даже у меня с ним были недоразумения по разным незначительным поводам. Правда, эти недоразумения кончались благополучно и очень скоро, потому что Сологуб всегда чувствовал, что я его ценю и люблю, и охотно мирился.

Однажды мне пришлось даже получить от него довольно неприятное письмо, написанное им под впечатлением только что напечатанной тогда повести Кузмина „Картонный домик“. К несчастию, эта повесть напечатана была в альманахе „Белые ночи“, в коем я принимал ближайшее участие и где я напечатал также стихи самого Сологуба. А в повести Кузмина — надо признаться — не очень скромно описан был интимный вечер в театре В. Ф. Комиссаржевской, где Сологуб читал свою пьесу. И сам поэт изображен был Кузминым насмешливо, как некий „седой человек, медлительным старческим голосом, как архимандрит в великий четверг“, возглашавший реплики своей пьесы. Оскорбительного, впрочем, ничего не было. Но Сологуб обиделся. Мне это было особенно тяжело, потому что вся эта история совпала с мучительною предсмертною болезнью сестры поэта» (Годы странствий. С. 147–148).