в большинстве случаев делаются они именно так».
Никаких «Ах, ах, ах! Убийство собственного ребёнка!» Женька не испытывала. Ни мук совести, ни псевдохристианских рефлексий. Она была слишком рациональна – а каким ещё может быть акушер- гинеколог? – и считала, что подобного рода чувства можно испытывать к желанному ребёнку от любимого и любящего мужчины. Или хотя бы к плоду. Но никак не к эмбриону, зачатому по недомыслию. «Эту массу делящихся клеток надо удалить как можно быстрее, пока срок позволяет сделать мини. До двадцати одного дня задержки. А у меня-то и задержки пока дня три. И сделать это надо тихо, незаметно, быстро, без формальностей и карточек. Ни один из моих друзей-ровесников сам себе не хозяин и не возьмётся без подписей главврача, начмеда и заведующего. К тому же языкаты… Что? Что только что ты сказала?! Да нет, не про языки. «Заведующего». Вот! Заведующей. Мини делают в ЖК, а кто у нас Наташкина мама? Правильно. Заведующая женской консультацией. И, как показывает многолетний опыт нашего знакомства, с ней можно в разведку. Истеричка она только в мирное время. Решено!»
Женька набрала номер телефона:
– Тётя Лида, привет! Это Женька. Как дела?
– Ой, привет! Что-то ты к нам давно не заходила! Ну да! Зачем теперь к нам-то заходить, если у Наташки своя квартира. Своя, хм! – Тётя Лида ещё минут пять поносила на чём свет стоит «Коленьку», затем рассказала, что дела в общем и целом хорошо, но только её спроваживают на пенсию, а у мужа болит нога и соседи, гады, три недели назад затопили… – Женя, извини, заболталась. Ты же по делу звонишь наверняка.
– Я люблю вашу болтовню, тётя Лида. Она всегда такая уютная, но… Я правда по делу. Мне нужно сделать мини-аборт. Без предварительных утомительных бумаг и процедур.
– Кому? – деловито осведомилась тётя Лида. – Знаешь, я хоть и заведующая, но стукачей недовольных развелось, мол, в абортарий я никого не пускаю, всё на себя, зажралась, ну и так далее. Нет, тебя-то я, конечно, пущу, но только ты девочке скажи, мол, фонды-шмонды, все дела. И без обследования – дороже.
Женька грустно улыбнулась. Профессиональные издержки.
– Тётя Лида, мне нужно сделать мини-аборт. – Женька жирно акцентировала местоимение. – Без предварительных утомительных бумаг и процедур. И желательно без соседок по абортарию.
– Сколько?
– Две недели.
– Подъезжай завтра к восьми. – Вот за это она и уважала безмерно такую на первый взгляд сплетницу- наседку тётю Лиду. Никаких лишних вопросов. «Массовый абортаж» начинался в десять утра. К этому времени всё будет закончено, и Женька не встретит ни основную массу сотрудников, ни пациенток. Никого, кто мог бы заподозрить её в посещении ЖК не с врачебной миссией.
– И как же тебя угораздило? – вместо приветствия спросила тётя Лида.
– Спьяну, Лидия Матвеевна. Спьяну. Доброе утро. Таблетки пить перестала, ну и по привычке… – улыбнулась Женька.
– Привет. Ну, спьяну и склероз – это святое! Ладно, раздевайся-переодевайся, и пошли. Кофе потом попьём. Мишка в курсе?
– Это не от него, тётя Лида.
– А от ко… Прости, дорогая. Это не имеет ни малейшего значения.
– Тётя Лида, только чтобы это… Не больно и чтобы никто не знал.
– Я тебя прошу! Какое там больно! Сейчас по вене пустим и в шейку матки уколю. Это же мини! Слегка низ живота потянет, и привет! Это даже не операция – так, манипуляция. Процедура!
Удивительное дело – рефлексы. Лидия Матвеевна прекрасно знала, что Женьке, сотни раз выполнявшей эту операцию, детали известны. Но сейчас Женька была не врачом акушером-гинекологом, а пациенткой. Подругой её дочери, обратившейся к ней за помощью. Испуганным ребёнком. Не время и не место читать морали, мол, аккуратнее несись с горы на велосипеде, а время и место – помазать коленку зелёнкой, подуть и пожалеть. Заговаривая Женьке зубы, она провела её в абортарий. Он был пуст, холоден и неуютен. Пара-тройка панцирных коек, чтобы с полчаса очухаться тем, кто опроцедурен. Предбанник и собственно «экзекуционный зал», уставленный стеклянными шкафами, биксами и прочими атрибутами подобных помещений. Окна закрашены до половины белой краской. В центре высится кресло, у него стоит агрегат для выполнения вакуумных абортов.
– Ой! Сколько я раз всё это видела, но только сегодня это всё как-то зловеще выглядит. Вроде как оказаться с той стороны зеркала – все надписи, прежде такие ясные и привычные, становятся совершенно нечитабельны.
– А ты представляешь, как стоматологи зубы боятся лечить? – сказала тётя Лида и захохотала. – Ну-ну, успокойся! Через полчаса мы будем пить чай и сплетничать.
Женька, несмотря на весь присущий ей профессиональный цинизм и здоровую самоиронию, вдруг почувствовала себя маленькой и несчастной. Ей захотелось уткнуться в большую тёти-Лидину грудь и плакать, плакать навзрыд, как могут позволить себе лишь маленькие девочки. Плакать от страха, рыдать от того, что пальчик уколола, судорожно всхлипывать потому, что купили не пломбир, а сливочное, и из-за чего-то ещё. На Женьку обрушилась вселенская тоска. Беспредметная, опустошающая. Не было в ней ничего от бабского «жизнь не удалась», а только какие-то иррациональные глупости. Вроде бесконечной собственной неуместности. Несоответствия времени, которого нет. И пространству, в котором не те.
И Женька засмеялась:
– Ну, давайте уже быстрее. Испытаю наконец на собственной шкуре, каково оно, с той стороны «баррикады».
– Люблю тебя, Женя, за мужество. Никогда не нюнишься, не то что моя!
– Да ваша куда мужественнее меня. Просто я люблю завывать в одиночестве. Я по натуре солист. Мне хоровой скулёж претит. Ой! – Женька осеклась. – Я не к тому, что Наташка или вы…
– Да ладно. Чего там греха таить, любим мы с дочуркой моей дуэтом погавкать. – Тётя Лида улыбнулась и принялась набирать в шприц коктейль из анальгетиков и спазмалитиков. – Лекарственных аллергий никаких?
– Да вроде нет.
– Ты поаккуратней с «вроде». У меня, конечно, в ургентном шкафу есть всё, что полагается, но стара я стала для подобных экзерсисов. Так что смотри мне! – она шутливо погрозила Женьке пальцем.
По вене куда-то вверх – в голову, а затем вниз – к сердцу потекло что-то тёплое. В ушах зашумело.
– Отлично! Прошу вас, мадемуазель! – Тётя Лида указала на кресло.
– Даже акушерку не позовёте? – спросила слегка оглушённая Женька.
– Детка, я вполне справлюсь сама. Или тебе тут публика нужна?
– Рукоплещущая? Ай!
– Я тебя просто смотрю! Не дёргайся!
Спустя две минуты что-то зажужжало. «О, включила!» – только успела вяло подумать Женька, как у неё свело живот. Острой боли не было, но и приятными эти ощущения назвать было никак нельзя.
– Эпическая сила! – вырвалось у Женьки.
– Не спорю, оргазм приятнее, – откуда-то снизу подхихикнула тётя Лида. – Тебе не может быть больно, не ври! Я тебе такую дозу вкатала от большой любви, что меня бы любой анестезиолог высек!
– Не высек бы! – сквозь зубы из полудурмана процедила Женька. – Я – медработник, работающий в операционной. У меня резистентность повышенная.
– Ну, тогда потерпи ещё немного, медработник. Совсем чуть-чуть осталось.
Чавкающие звуки вакуумного отсоса прекратились. Женька расслабилась.
– Это не только неприятнее, чем оргазм, а ещё и значительно дольше. Нет чтобы наоборот.
– Жизнь вообще штука несправедливая, – сказала тётя Лида, снимая перчатки. – Ну, как ты?
– Да ничего вроде.
– Что это ты так полюбила это слово?
– Оно очень точно характеризует моё состояние сознания. И бытия, – грустно улыбнулась Женька.
– Так! Пошли ко мне в кабинет, философ. У меня там тепло, уютно и чай. Не в этом же казематном
