Том 20. Письма 1887-1888

Таково мое мнение.

Завтра я непременно еду в Донщину^*. Одно письмо Вы можете мне послать по адресу: «Ст. Ивановка-Крестная Донецкой Каменноугольной дороги, Гавриилу Павловичу Кравцову», для передачи мне.

Одно письмо, но не больше. Следующее Вы опять напишите в Таганрог.

Я писал Билибину^*, чтобы гонорар выслан был мне на имя дяди Митр. Егор. Чехова, в Таганрог.

Ну, прощайте. Кланяйтесь Вашим. Погода у нас великолепная.

А. Чехов.

Чеховой М. П., 20 апреля 1887

261. М. П. ЧЕХОВОЙ^*

20 апреля 1887 г. Зверево.

20-го апр., 6 часов утра.

Еду из Зверева Ворон<ежской> д<ороги> по Донецкой дороге. В Звереве пришлось ждать с 9-го часа вечера до 5 часов утра: весело!!!

Голая степь: курганчики, коршуны, жаворонки, синяя даль…

В четверг буду в Новочеркасске, а в воскресенье опять ехать по Донецкой дор<оге>. Жалею, что езжу один. Всё очень курьезно.

Из Москвы получил письмо только от Ивана^*; остальные господа кудринцы почему-то не пишут.

А. Чехонте.

Поклоны всем.

На обороте: Москва,

Кудринская Садовая, д. Корнеева

Марии Павловне Чеховой.

Чехову Ал. П., 20 апреля 1887

262. Ал. П. ЧЕХОВУ^*

20 апреля 1887 г. По пути в Новочеркасск.

20-го апр.

Я жив и здрав. Сейчас еду (через час по столовой ложке) по Донецкой дороге.

Отчего не пишешь?

Пиши в Таганрог.

Поклон твоим.

А. Чехов.

На обороте: Петербург,

Кавалергардская 20, кв. 42

Александру Павловичу Чехову.

Чеховой М. П., 23 апреля 1887

263. М. П. ЧЕХОВОЙ^*

23 апреля 1887 г. Зверево.

3 часа ночи. Опять сижу в Звереве, чтобы ехать в Новочеркасск на свадьбу. Считаю минуты и, томясь духом, вспоминаю о своем московском ложе. Считаю минуты, пью медленно чай, заговариваю с пассажирами, читаю «Календарь для врачей», но от этого время не кажется короче.

В субботу опять к Кравцову и опять ждать в Звереве 9 часов. Уф!!!

О житье у Кравцова буду писать длинно^*. Живется у него недурно: лес, степь в широких размерах, дудаки, дураки, кислое молоко и еда 8 раз в день. Живя у Кравцова, можно излечиться от 15 чахоток и 22-х ревматизмов. Впрочем, геморрой не поддается. Кланяюсь всем. Что поделывает М. Забелин^*?

А. Чехов.

На обороте: Москва,

Кудринская Садовая, д. Корнеева

Марии Павловне Чеховой.

Чеховым, 25 апреля 1887

264. ЧЕХОВЫМ^*

25 апреля 1887 г. Черкасск.

25 апрель.

Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор<оге> к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба^*, настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.

Видел богатых невест. Выбор громадный, но я всё время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и «насмешники». Девицы здесь — сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: «У, негодный!», причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: «Как ви наивны!»

Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.

Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!

Скажите Я. А. Корнееву, что ему кланялся некий Похлебин — субъект с бакенами и с головой редькой хвостом вверх^*.

Катар кишок оставил меня с того самого момента, как я уехал от дяди. Очевидно, благочестивый воздух действует на кишки расслабляюще.