в приличном ресторане. Потом все вместе вернулись домой к Джошу и Майклу. Майкл, давно и прочно захвативший Соню в личное пользование и мучивший русскими деепричастными оборотами, типа «спя», «едя» и им подобными, оказался профессором-славистом, преподававшим в BU [8], и просто отличным парнем. Вначале он ещё как-то переводил для Джоша и Джима смысл их с Соней диалогов, но потом и вовсе перестал. Возникла совершенно невероятная дружелюбно-смешливая атмосфера, не нуждающаяся в переводе. Кто подобное испытывал – поймёт. А иным и объяснять нет смысла.
Ах да!
Майкл и Джош жили вместе не потому, что снимать дом с руммейтом дешевле. Тем более что этот дом – собственность Джоша. Они жили вместе, потому что они – семья.
Надо отдать должное замыленным реакциям стажёрки ранне-постсовкового периода, выросшей на строго гетеросексуальных традициях, – ей и в голову поначалу не приходило что-то подобное.
Однако когда пришло со всей очевидностью, то не только язык не поворачивался назвать их «педерастами», но и всякого, у кого повернулся бы, – Соня могла зашибить ненароком острым словцом или чем потяжелее.
Догонять-то она начала, пока ещё была трезвая. Показывая дом, Майкл и Джош говорили: «наш тренажёрный зал», «наша кухня», «наша гостиная»… Наше то, наше сё – домишко-то, надо отметить, был далеко не бедняцкой хибарой. Но поскольку её больше интересовало собственно «и то и сё», а не чьё оно, слово «наше» проходило фоном, навевая что угодно, кроме подозрений. Но когда дело дошло до: «Это наша спальня…»
Честное слово, Соня не испытала ни малейшей неловкости.
В этих людях не было ни капли манерности. Ни элементарной частицы грязи. Ни кванта натянутости. Ни йоты так свойственного трусливой неестественности эпатажа, которая заставляет многих прочих тискать друг друга за бёдра и лобызаться на глазах у изумлённой публики, размазывая соответствующий мейк-ап по рюшечкам, манжетикам и всему, что «полагается», ежели уж ты решил, что ЭТО с тобой случилось. Пара джинсов, пара футболок – для непосвящённого они выглядели как старые добрые друзья.
Фотографии по стенам всего дома – обычные мужские, крепкие фотографии – рыбалка, охота, пьянки, поездки. В строгих рамках или совсем без них. Ни одной «гей-эротики», ни одного «цветочка в зубах» или ещё чего. Даже у Сони в доме, тоже сплошь завешанном картинками из их с мужем жизни, частенько попадаются такие, которые в случае прихода в дом совсем уж посторонних людей вызывают вскинутые на лоб брови, паче чаяния хозяева припрятать забыли.
Во время Сониного визита звонил отец Майкла. Джош разговаривал с ним как сын. Как ещё один сын.
Поначалу Соня, конечно, чувствовала себя немного не в своей тарелке. Пока не пошли ужинать. Вы можете не верить, но на столе, накрытом небесно-голубой скатертью, стояли: водка, текила, виски, абсент («Где он его, всё ещё запрещённый в Америке, взял?!») и коньяк. И, конечно, много еды. Нормальной еды.
Все хором напились «в дым и в дрова». Всех не по-детски пробило на «хи-хи». И двадцатисемилетнего Джоша, Сониного ровесника, и тридцатипятилетнего Майкла и Джима шестидесяти с гаком (к слову заметить – гетеросексуала), неуклюже распевающего польскую народную песню и перемежающего своё выступление возгласами: «Пустите меня на кухню! Я хочу жарить картошку «по-славянски»!» И только любимый пёс Джима не хихикал. В его взгляде читалось ласково-снисходительное: «Не пора ли тебе освежиться, Хозяин?»
Любая нормальная семья хочет ребёнка.
Майкл и Джош тоже хотят ребёнка. Чек – суррогатная мать – и все дела. И пусть идут к чёрту те, кто захочет порассуждать о «естественном – неестественном», «правильном» и «неправильном» развитии психики. Маленький человечек, который вырастет в семье Майкла и Джоша, будет счастлив – Соня точно знала это. Видела. И, уж точно, более счастлив, чем многие и многие, выросшие посреди недолюбленных психопаток в виде разведённых мам и стареньких, озлобленных на весь свет бабушек. Нормальная психика? Если ты растёшь с двумя крепкими, красивыми, умными, состоятельными и состоявшимися спокойными мужиками, какая у тебя будет психика, будь она неладна? Соня, например, за всю свою много-мало жизнь не встречала лично ни одного счастливого психоаналитика. Интересно, почему? Не бояться жить и не бояться любить – это одно и то же.
Закон штата Массачусетс разрешает Майклу и Джошу быть отцами.
Вам неприятны гомосексуалисты? Потому что вам неприятен «сам процесс»? Ну, тогда вы просто извращенец, любящий подглядывать в замочную скважину чужой спальни, ещё и возмущаясь при этом: «Фи, какая гадость!» Соня вот в чужую спальню не ходит. А в своей, сказать по секрету, вытворяет что хочет, чего и всем искренне желает. Такое вытворяет, что и не снилось воинствующим юнцам и сублимирующим дамам усреднённого предклимактерия.
В Салем «копать картошку» на следующие выходные не поехали. Туда поехали чуть позже и покутили «мама не горюй!». А ещё чуть позже Джим устроил всем экскурсию в Стэйт-Хаус штата Массачусетс, где Соня толкнула речь и даже ругнулась с трибуны Кеннеди. О-о! Это было такое удовольствие – вы бы её видели в тот момент!
Ещё ходили в аквариум. Тоже все вместе.
А вот на следующий уикенд – ездили в Нью-Йорк. А потом…
Впрочем, это всё совсем другие истории.
И единственное, за что Соня после с содроганием вспоминала Майкла, – это его русский язык. А Джош… Ну, вы помните – это было настоящее чудо!
P.S.
«Количество ВИЧ-позитивных среди лиц гетеросексуальной ориентации к началу XXI века значительно превысило количество ВИЧ-позитивных среди гомосексуалистов».
P.P.S.
«Я отношусь к гомосексуалистам нормально. Мне всё равно, кто кого и куда… любит. Если он любит. Во всяком случае, в это время он не ходит на демонстрации и не швыряет грязные валенки на «пульт Эйнштейна». Так мне подсказывает моя мужская ментальность и мальчишеский характер. Когда я была юной, то никак не относилась к «педерастам» – некогда было. Я учила философию.
А вот мэры Третьего Рима, в большинстве своём, конечно, не будучи гомосексуалистами, были самыми обычными и Жест Миа, героини Умы Турман, обращённый к Винсенту Веге (Джон Траволта[9])»
Глава четвёртая
Нью-Йорк. Наташа
– Откуда вы?
– Из Москвы-ы.
– Охуительно!
Цинизм – единственное оружие беззащитных.
«Охуительно», «опиздохуительно» и «невъебенно» были главными эпитетами, отражавшими превосходные формы в лексиконе одного доктора исторических наук – ярого борца за понимание между народами.
Наташа утверждала, что прораб Вавилонской башни точно знал, почему «охуительно» – это хорошо, а «хуёво» – это плохо. И пыталась во всю меру своих, отнюдь не слабых, сил донести это знание до американцев, изучающих русский язык. Её издевательские поучения не имели границ. Впрочем, обо всём по порядку.
В следующие выходные «копать картошку» в Салем никто не поехал, несмотря на
