– Ты чего хихикаешь?!
– Да она просто сказала тебе: «Пожалуйста!» Ты же наверняка сказал ей спасибо?
– Ну да, сказал. Я ей: «Спасибо!» – а она мне: «Будь ласков!»
– «Будь ласка», а не «будь ласков», балда!
– Слушай, а на телевидении тебе не придётся говорить по-украински?
– Не по-украински, а украинскою, – поправила я мужа, а сама внезапно испугалась. А вдруг действительно? Только-только в Киеве я уже обогатилась экспириенсом двуязычного общения. Ребята с Пэршого Национального запытувалы мэнэ украинською, а я видповидала… тьфу ты!.. отвечала российською. Русскою. По-русски. Господи божэ, як правильно-то? Всё было, в общем и целом, прекрасно, но несколько гротескно. Напрыклад:
И так далее, около часа в подобном духе.
–
–
«Чуден Днепр при тихой погоде…»
В общем, вместо приветствия Наталья Симисинова – ведущая программы одесского телевидения: «Ночь: разговор», на запись которой мы, собственно, и отправились утром на Сегедскую – услышала от российского писателя:
– Говорим-то по-русски?!
– Ну конечно, Татьяна, конечно! – ответила милая, приятная ведущая, хотя я уже была готова услышать всё что угодно, от пионерского «Yes, I do!» до тихо шёпотом в сторону: «Или у неё «манечка»?»
И тут же рассказала ей дурацкий, сомнительного остроумия анекдот, запамятованный мною ещё в начале развала-передела: «Решил новый русский съездить на Украину. Друзья его отговаривают, мол, зачем тебе туда, лучше слетай в Египет, там уже все арабы русский выучили только за то, что мы им разговариваем! Он ни в какую. Хочет на Украину, и всё! Хоть кол на голове теши. Уехал рано утром, а поздно вечером уже вернулся. Друзья спрашивают, мол, что не так?
– Да я до Брянска доехал, а там, на границе, плакат висит. И написано: «Нехуй шастать!» Ну, я обиделся, развернулся и домой.
– Дурак ты! – отвечают ему друзья. – Языки учи! Не «нехуй шастать», а «нэхай щастыть!». Типа, счастливого пути!»
Мои все дружно грохнули. Наталья слегка виновато улыбнулась, а я почувствовала себя не «известной российской писательницей», а известной своим умением ляпнуть что-нибудь мимо кассы. Что и доказывать не требуется.
В воздухе Сегедской – Наталья вышла встретить нас прямо у подъезда – повисла «Pause». Из образовавшейся пространственно-временной дыры, прямо мимо нас, выплыла смело наряженная тётя с разодетой под детский утренник собачонкой. Мой издатель что-то ласковое сказал собачонке и потянулся руками. Его можно простить, он любит собак – у него у самого лабрадор.
– Тррррогать ннннизя! – заорала смело наряженная тётя и, отшвырнув крохотную собачку «под детский утренник», взвилась в воздух штопором и нанесла молниеносный удар «мамаша с гирей»… тьфу ты – маваши-гири. Припечатав подошвой своего сабо моему издателю прямо в нос.
Но тут кто-то нажал на «Play» – и пространство «отвисло». Оказалось, что никто издателю в нос ногой не засвечивал. Тётка с собачкой просто рявкнула, издатель – просто смутился, а менеджер и телеведущая никак не могли понять, с чего бы это я хохочу, а муж советует мне умерить воображение.
– Ну что, пойдёмте? – предложила наконец всей честной компании Наталья. Кажется, она очень радовалась, глядя на меня, что передача в записи, а не в прямом эфире. Ну, она же тогда ещё не знала, что я могу взять себя в руки и быть вполне себе приятным собеседником, не пользующим идиомы, говорящим на чистом русском языке и контролирующим альтернативные реальности.
Три этажа наверх, железная решётка, два пухлых охранника под вентилятором, коридор и двери-двери-двери, на каждой из которых наклеено объявление: «Нежные, ласковые, заботливые, большие! Отдам только в добрые руки!» – и фото выводка хорошеньких щенков, помеси алабая с кавказцами. Девять убойных единиц друзей человека. Один краше другого!
– Знакомьтесь, это Татьяна Соломатина! – представила меня всей разудалой съёмочной группе Наталья. – А это… эээ…
– Издатель! – представился издатель.
– Менеджер! – представилась менеджер.
– Муж! – представился муж.
– Вам не нужны щенки? – спросил меня звукорежиссёр. – Это мои! Я за них ручаюсь!
– Спасибо, но у меня у самой трое. Собак. Уже больших, – извинилась я. – И к тому же как я ваших щенков провезу? Россия же – заграница.
– О, нет проблем! Все бумаги сделаем! – возбудился звукорежиссёр, почуяв близкую добычу. – Я же только в хорошие руки. Разве могут быть у вас плохие руки? Вы же писатель, вы ими пишете! А с этими чудными щенками никаких проблем! Им нужен большой, просторный вольер, – и никаких проблем! Едят всё, что угодно! Покупаете раз в неделю двадцать килограмм говяжьего супового набора, ва?рите каждое утро с овсянкой, – и никаких проблем! Прививки обязательные от обязательного. Капли от клещей, а то у вас там, в России, клещи, – и никаких проблем! Занимаетесь с ними каждый день, иначе дурные будут, гуляете каждый день по два часа, а то толстые будут, – и никаких проблем!
– Отстань от человека! – сказали все хором звукорежиссёру.
– Я всё знаю, у меня своих трое! – пискнула я.
– А я сейчас собачку погладить хотел, так меня чуть не убили! – печально прокомментировал издатель.
– Про языки ещё, про языки! – завопила я, боясь испортить мимокассовую репутацию. – Сидели мы как-то с издателем в ресторане питерской «Гельвеции», а нам меню на английском принесли, чёрт знает почему. Наверное, потому что мы прилично выглядели, а говорить – не говорили, только смеялись всё время, как будто только что из Амстердама. Я ему, издателю, и читаю из списка Main dishes, а он не понимает ни фига, хотя только-только соловьём про «Дорчестер» заливался. Спрашиваю: мол, а как же ты в том дрочестере ел, что хотел, бедолага? А он мне: «Не в «Дрочестере», а в «Дорчестере», – ах я, сирота казанская, не знаю особенностей Russian-English фонетики, ха! – и ел, что хотел, потому что в Англии все давно по-русски говорят и не мучаются, не то что в Украине!»
– Давайте начинать! – всплеснула руками ведущая.
Издатель слегка надулся.
Менеджер и муж опять хихикали.
– Вам не нужны щенки? – переключился звукорежиссёр на издателя, менеджера и мужа…
– Татьяна, пройдёмте! – нежно, но строго сказала ведущая. – Надо загримироваться!
– Можно, я не буду гримироваться? – я изобразила попрошайные глаза своей младшей собаки Васи. – Там на улице тридцать восемь, а мне потом на интервью…
– Ну мы чуть-чуть! Чтобы не бликовало.
– Ну если чуть-чуть… И чтоб не бликовало…
Мы взошли на подиум и присели в стулья друг напротив друга. Откуда-то выбежала тощая девчушка в ярко-оранжевых дредах, с огромной кистью наперевес, и принялась обрабатывать ею моё лицо. Я с ужасом вспомнила, что на мне белая майка.
– Это не сыпется? – осторожно поинтересовалась я.
– Это – не сыпется! – с достоинством ответила она и горделиво тряхнула копной ярко-оранжевых
