раскаяния, не то облегчения.
Вернулся домой и поступил в институт. Чтобы бросить. И тут же поступить в другой. Чтобы вскоре бросить и его. Знание давалось ему настолько легко, что просиживать штаны «по программе» он не просто не видел смысла, а не мог физически. Любой застой претил его натуре. Поэтому он перешёл в режим прослушивания лекций. По истории религий – в одном ВУЗе. По русскому и литературе – в другом. По философии – в университете. «А диплом?!» – недоумевала мать. «Наша крыша – небо голубое», – напевал сын – и отправлялся на год с геологоразведочной партией простым рабочим на просторы Средней Азии.
Что касается женщин – тут Сашкины предположения были недалеки от истины: Митя Югов не только не противоречил, но и весьма потворствовал своей мужской природе. Азарт плейбоя сочетался в нём с изысканным обаянием, против которого не могли устоять дамы всех возрастов, конфессий и матримониального статуса. И всё бы им масленица, если бы не абсолютный Митин космополитизм в отношении гендерных алгоритмов и врождённое Дао души. Приручить Дао? Нонсенс. Лишь «меч Дао» с устойчивым успехом приручал юных и не очень фемин, стремящихся если не прильнуть, так хоть прикоснуться к источнику не понятной для них силы.
«И кто сказал, что Сатана – мужчина? Подопытные Мефистофель, Асмодей, Воланд – нормальные такие мужики-бесы среднего возраста. А Сатана – точно одинокая баба в вечном поиске…»
Просто девушки сменялись просто девушками, частенько сосуществуя параллельно. Потом, когда от круговорота стало подташнивать, Югов решил создать «семейный очаг». Точнее – охотничью заимку – ну, то есть место, откуда можно поглядывать в мир через слюдяное окошко, вспоминая о богемском хрустале. Завёл себе постоянную девушку – на пару лет годами старше себя, тихую и неприметную. Квартиру обставил, девушку приодел, девственности лишил – к двадцати семи годкам она так и не удосужилась от неё избавиться. Девица была до одури покорная: если Митя назначал встречу и опаздывал, а хотя бы и на пару часов, она терпеливо его дожидалась, не сходя с условленного места. Сидела и книжицу читала. А когда не ждала – пела в церковном хоре. Он и сам немного поучаствовал – просто обожал приобретать новый опыт (или ставить опыты на себе?): у него оказался прекрасный, что называется – бархатный, баритон.
Изменял ей Митя направо и налево, а также вперёд и назад, вовсе за измену это не считая. Он её обеспечивает, заботится, она – горя не знает, чего ещё? А то, что он творит за порогом очага – в групповых оргиях участвует, с андеграундом травку по подвалам курит или устройством жизни всех доставшей своими несчастьями упрямой старухи Юговой занимается, – её не должно волновать. Её и не волновало.
Преданная, как собака, с той разницей, что, в отличие от маленького ещё «старика» Фёдора, не позволяла себе приблизиться к «хозяину» без разрешения. Такая это была странная девушка.
Может быть, просто любила?
Не раз, не то чтобы в минуты раскаяния, а скорее – просто на досуге, Митя Югов размышлял о казусе безответной любви. И пришёл к выводу, что подобное имеет место быть. Ну что ж, никто и не ждал от Бога безупречности кондитера, выводящего розочки на торте. Нет, Дмитрий Югов эту девушку, конечно, не обижал. Он даже повенчался с нею по её единожды высказанному вслух пожеланию. Но в ЗАГС не пошёл. А она, видимо, опрометчиво считала, что подобные союзы заключаются на небесах. Митя же Югов точно знал, что запись в книге актов гражданского состояния на земле значит куда больше, чем забавный ритуал церковного венчания. И уж куда большего «гражданского» мужества.
– Зато мы теперь всегда будем вместе, – тихо шептала счастливая «новобрачная».
– Ты и правда полагаешь, что проход с горящей свечой в руках и разукрашенными кастрюлями над головами гарантирует мужчине и женщине совместное пожизненное заключение в вечности? – уточнял Митенька, опрокидывая в себя стопку ледяной водки.
– Митенька, не богохульствуй! – тише шёпота восклицала «супруга».
– Бога я не хулю, применяй слова исключительно по их назначению. Напротив – возношу ему хвалу за создание ледяной водки и вкусной селёдки. Я говорю лишь о том, что если это на самом деле так – то какая же там адова мука, на небесах. Души вынуждены страдать до скончания веков из-за ошибок их глупых тел. «Я подаю Богу уже двадцать пятое прошение развести душу раба божьего такого-то с рабой божьей такой- то, а мне в ответ из небесной канцелярии какой-нибудь младший ангел-клерк отписывается: «У вас было девяносто восемь лет, чтобы решить свои семейные проблемы на земле! Мы тут на небесах такой ерундой не занимаемся! Вы вот пишете, что не успели, что вам, мол, времени не хватило. И вот вам наш совет, от души, так сказать: «Для того, чтобы стать временем, надо сначала стать демоном!» Для этого отправляйтесь прямиком в ад – то есть по месту загробной прописки рабы божьей такой-то, в ваше совместно нажитое потустороннее хозяйство!»
Она лишь тихо улыбалась в ответ. Без него – так же тихо плакала. И молилась. За него.
«Если я когда-то и вправду решу связать себя с женщиной навсегда – на земле и на небесах – я не только потащу её в ЗАГС, связав по рукам и ногам – если будет сопротивляться, но и перевенчаюсь в храмах всех религий по очереди. Это будет даже забавно: каждый год – свадьба… Как же все они хотят халявных гарантий. С непременным условием одинаково конвертируемого хождения «страховки», что на земле, что на небесах», – усмехался про себя Митя.
Эта тихая преданная женщина демонстрировала воистину христианское смирение, чем иногда Митю восхищала, изредка – примеряла с миром, но большую часть времени – раздражала.
Из тихой гавани он вскоре отправился в плавание по штормовой страсти. Это было закономерно. Тишину иногда хочется встряхнуть децибелами, непрерывную покорность сменить на ежесекундную базарную скандальность, миссионерскую позу – протестировать в условиях психических перегрузок.
В «тихой гавани» он оставил квартиру, светлую память и твёрдую уверенность в том, что после смерти раб божий Дмитрий Югов пришвартуется здесь навсегда. И ещё её сердце, проникшееся формой религии, но так и не напитавшееся духом веры, согреваемое чисто «женской» мыслью: «Не будет тебе на земле ничего и ни с кем по-настоящему!» Она даже не сообщила ему, что по церковным законам можно, вообще-то, и развестись. А без этого – будь ты перевенчан на всех вершинах мира хоть самим Папой Римским, хоть живым очередным воплощением Будды – «штамп» о «браке» недействителен. Догма – она догма и есть, будь ты ангелом, демоном, человеком или же самим Господом Богом.
Женщины – твари. Святоши – мерзкие твари. А женщины-святоши…
Страсть на некоторое время превратила жизнь Мити Югова в бардак. Вернее – потребность бардака была в нём на тот момент настолько сильна, что материализовала страсть. И не одну… Развязные, как на подбор. Плюс-минус красивые, плюс-минус умные… Плюс-минус. От плюса до минуса и обратно – в один день. В один час. В один миг. Но…
«Только в книгах демоны живут вечно…»
…Оставив очередной даме, как и положено, квартиру и ежемесячное содержание – потому что по дороге безумия как-то нечаянно вышел вполне себе симпатичный и ни в чём не виноватый здоровый ребёнок, – Митя познал все «тяготы и лишения» шантажа плодами чресел «первого года службы».
«Классический бабский психоз», – усмехался демон из-за спины времени, подсовывая Югову ещё один счёт на содержание. Ну да, иначе отчего бы он лишился ещё одной квартиры и ещё одной машины? С этой – какой из них? – была и вовсе тоска: котлеты и телевизор. Зачем?.. Ах, да… «Отбил девушку». Купил билет и назло кондуктору пошёл пешком. И она хотела жить с ним долго и счастливо, прострачивая занавески и тетешкая карапуза. Ага. Ещё одного. И ещё одного уже тетешкала ещё одна девушка, – в то же время в другом месте. Так вышло.
«Хули там уже… Грешен. Но грех, видимо, не самодостаточная коллизия. Иначе разве были бы прекрасны наши дети?» – думал Митя Югов.
Даже умные мужчины верят в «детские» сказки.
…Некоторое время он жил совсем один.
Дело было вовсе не в этих несчастных женщинах. И не в их – доводящем до безумия – желании остаться с ним. Дело было в том, что Митей Юговым невозможно было «напиться». Он был неисчерпаем. Из тех, рядом с кем хотелось быть, невзирая на его нежелание, издевательства и непредсказуемость. Он был омутом. «Глазом» циклона, куда засасывает всех – от мудрого человека до безмозглого насекомого. Пространственно-временной воронкой.
Так что Сашка ошиблась. Хотя и была недалека от истины. Жены – в его трактовке этого
