Наперерез ему через полутьму плыл, подрагивая, слабый огонек. Свеча!
Тонкую венчальную свечу несла перед собой девушка, облачённая в белый наряд невесты. Лицо ее было бы красивым, если б не мертвенная бледность. Фата ниспадала до земли, и казалось странным: как на нее не наступит хромающий следом чёрный монах, низкорослый и горбатый? Из-под надвинутого капюшона виднелись кустики косматых бровей да небритый подбородок, загибающийся вперед, словно круглая ручка зонтика. Одна рука инока сжимала наполненный до краёв кувшин, другая держала за лапы чёрного петуха. Голова птицы, увенчанная гребнем, безжизненно болталась в такт шагам хромоногого.
При полнейшей ирреальности происходящего, Роджер обратился в зрение и слух. Слух, впрочем, не понадобился: и девушка, и монах перемещались абсолютно беззвучно. И это – при том, что акустика подземелья многократно усиливала каждый скрип, каждый шорох камешка под ногой.
Но главная странность заключалась не в этом. И даже не в том, что невеста и горбун не замечали Роджера, застывшего в трех шагах от них. Ледогоров мог поклясться: в огромных глазах девушки отражался тоненький свечной огонёчек, но не луч мощного фонаря, судорожно стиснутого подполковничьей рукой. Этот обширный поток света щедро освещал всё вокруг – кроме медленно плывущих в его центре Белой Невесты и Чёрного Монаха. Ледогоровский фонарь светил сквозь них, не отражаясь и не рождая теней.
Между тем, девушка вплотную приблизилась к каменной стене и вошла в нее. Затем чёрный схимник утопил в тёсанном камне торчащий вперед подбородок и погрузился весь – с кувшином и мертвым петухом.
Роджер подскочил к тому месту, в которое канули Невеста и Монах. Луч фонаря обнажил безупречно подогнанную каменную кладку, сквозь которую не просачивалось ни капельки влаги. Ледогоров кривовато ухмыльнулся:
– Вот и флюиды безумия! Только зря надеетесь, профессор: умом не тронусь от ваших питерских штучек-дрючек! Ален Делон не пьёт одеколон!
И пружинисто зашагал дальше, гадая про себя – на кой чёрт горбуну чёрный петух и что там плескалось у него в кувшине?
Додумать про петуха Роджер не успел. Из боковой ниши к нему метнулась тень, занесла руку.
Ну, это мы проходили! Ледогоров качнулся влево, перехватил запястье нападающего, крутанул с силой. Запястье отчётливо хрустнуло и ослабло, стало пластилиновым. Какая-то железяка, выпав из онемевших пальцев, звякнула о каменный пол.
А подполковник зашагнул нежданному противнику за спину, захватом сковал горло:
– Теперь будь паинькой, не то башку отверну!
Горло было горячим. Уже приятно: значит – не мертвяк и не монах, гуляющий сквозь стены. Этот и тень отбрасывает, как надо. Совсем хороший мальчик, если б ещё с ножиком на людей не напрыгивал!
Тут подоспели Викинг с Васылем, зашарили вокруг фонарями:
– Что? Что такое?
В недружественных объятиях подполковника корчился здоровенный мужик, обряженный в темную телогрейку.
– Кто такой? – свирепо вопросил Роджер, чуть ослабив хватку.
– Страж есмь! – прохрипел мужик отчасти пережатой гортанью.
– И чего сторожишь? Чтобы катакомбу не упёрли?
– Храм сторожу!
– А ты, часом, не заплутал? Храм-то наверху остался!
– То – неправедный храм! А наш – Храм Третьего Завета – здесь, под спудом!
– Ладно, веди к праведному! – распорядился подполковник, и пленник понуро потащился по темным переходам. Васыль за Ледогоровской спиной, недобро похохатывал:
– На фиг ты захомутал этого скорбного разумом? У них тут впрямь церковь своя устроена. Много чего про них болтают. Мол, обосновалась под землей целая секта, жертвоприношениями балуются. А ещё – что это они могилу митрополита Антония распатронили, а черепушку и останки митрополитские разбросали по погосту…
Но вот полоумный сектант вывел их в просторную залу. На противоположной стене размещался диковатого вида иконостас. На главной иконе Роджер узрел последнего русского царя, профукавшего империю. Голову бездарного венценосца окружал странный, явно не канонический нимб. Казалось, царь- мученик напялил на себя космонавтский шлем. Над шлемом коряво и без знаков препинания было начертано: «проснись Россия». Поверх лозунга распростёр крылья голубь – хотя и об одной голове, но очень уж смахивающий на имперского орла.
– Ну? – вопросил Роджер. – И что означает это безобразие?
– Не безобразие, но благообразие! Храм Николая Второго! – Глаза «стража» наполнились восторгом, и он начал утробно вещать, обращаясь исключительно к Весёлому Роджеру:
– Церковь Христова не состоялась! Только наша Церковь – истинно благодатна! Одумайся, сын советской матери!
От такого обращения Алексей Ледогоров даже малость ошалел. А новоявленный Савонарола продолжал свои обличения:
– Советская мать – нечестивая мать! Она сеет содомскую вакханалию, погружает мужей и сыновей в свою утробу, распаленную геенской похотью! Земная мать – прообраз дьяволицы. Земной отец – прообраз сатаны. И каждый отец – сыноубийца, и каждая мать, распявшая господа, – жена диавола. Отрекись, брат!
Взор проповедника полыхал очистительным пламенем, с уст слетала полная уже галиматья:
– Старец Григорий – предвестник новой эпохи! Распутин – учитель любви, открывающий сердца…
– Не знаю, как вас, ребята, а меня уже достала эта трихамундия, – поведал Ледогоров спутникам. – Пойдём-ка на воздух, отдохнём от пастыря малохольного. Вперед, сыновья советской матери!
Они шагали на выход, а в спину неслось:
– Приидет час – и утробы материнские станут рожать подобия рода человеческого! И будут это Духи Зла, воплотившиеся в телах человеческих!..
Прощаясь с Платоновым возле его подъезда, Роджер хмыкнул:
– Значит, говорите, «столица мифов и метафизики»? Что-то ваши метафизики с ножиками на меня наскакивают!
Знакомства
Глава 30
ПРОЕКТ «МАЭСТРО»
Дик рванулся вправо-назад, и в самом углу своего поля успел-таки взять подачу, резко посланную из-за сетки. Его ракетка серебристо блеснула на солнце – и желтый теннисный мячик крохотным солнышком устремился в зенит.
Расчётливый уакеро ничего в жизни не делал просто так. И сейчас, запустив высоченную «свечу», он намеренно подставился под мощный режущий удар. Чтобы не просто проиграть, а проиграть – убедительно и упоительно для своего противника на этом теннисном ристалище. И вот фартовый «гробокопатель» уже беспомощно смотрит вслед просвистевшему мимо мячу. После чего переводит взгляд на полного человечка в нелепых канареечных шортах, и улыбается, повинно разводя руками:
– Такие не берутся! Вы опять победили, сэр. Поздравляю!
А канареечный сэр исходил снисходительным великодушием победителя. Он даже проскрипел:
– Вы тоже, дьявол подери, неплохо держались, Дик. Особенно – во втором сете.
Сойдя с корта, они проследовали к уютному столику, затаившемуся в тени под полосатым оранжево- лиловым тентом.
– Присаживайтесь, мистер Ставински! – кивнул благодушный триумфатор. – Кофе? Сигару? Виски?
– Благодарю вас, сэр, – покачал головой Дик. – Лучше стакан грейпфрутового сока со льдом.
