по сто, не меньше. Надо будет сюда вернуться как-нибудь. Обожаю фригидных телок.
Если Джонни предпочитал женщин, равнодушных к сексу, он бы не позавидовал Стенли Мудроу. Сержант Драбек, его коварный друг, не без умысла привел его в «Кафе Элеоноры».
— Туда заходят, чтобы выпить кофе с булочками. Там замечательно пекут, — объяснил он.
Мудроу приготовился к пятой чашке кофе в пятом кафе и пропустил это мимо ушей. Он изучал географию двадцатого участка: основные дороги, кафе и рестораны, — пытаясь определить, сколько времени займет у него обследование всего района. Дня за три, может, четыре он намеревался изучить его основательно.
— Элеонора Алессандро, — произнес Драбек, отвлекая Мудроу от его мыслей. — А это мой старый друг по оружию, сержант Стенли Мудроу из Нижнего Ист-Сайда.
— Очень приятно, сержант. — Элеонора протянула большую мозолистую ладонь. Ей было лет тридцать пять — широкое доброе лицо, крепкое рукопожатие. Волнистые черные волосы и тонкие брови оживляли ее лицо, на которое уже легла тень увядания. Чего нельзя было не заметить, так это грудь и бедра — размеры были явно нестандартные.
— Слушай, — начал Драбек, — посмотри пару картинок, которые покажет Стенли. А я пока схожу в туалет. До скорого.
— Пойдем в мой офис, сержант. Здесь слишком шумно, — предложила. Элеонора.
Офисом оказался маленький письменный стол в углу складского помещения. Мудроу прислонился к столу и достал пачку фотографий.
— Вы когда-нибудь… — начал он традиционное предисловие, но умолк на полуслове, ощутив руку Элеоноры у себя между ног. Рука у нее была тяжелой и вовсе не возбуждала. От неожиданности он неловко подскочил, ударившись о край стола и упав на колени.
— Ты что делаешь? — заорал он и, повернувшись, уткнулся лицом в ее мягкое тело.
— Ты что раскричался, сержант? — невозмутимо парировала Элеонора. — Я люблю здоровых мужиков, а судя по тому, что я у тебя нащупала, ты мог бы этой штуковиной всех бандитов перебить.
Мудроу развеселился. Специалист по непристойностям в эпистолярном жанре не мог не оценить удачную репризу. В это мгновение он представил, как опишет сей эпизод в письме к Энн Лендерс, но быстро вернулся к действительности. Элеонора предлагала ему элементарный, ни к чему не обязывающий секс.
Конечно, не красотка из «Плейбоя», но грудь отменная и бедра что надо. Он изобразил что-то вроде улыбки, и его рука скользнула по ее талии. Элеонора резким движением схватила Мудроу за ягодицу, прижав к открытому холодильнику. Сексуальная атака завершилась грохотом падающих яиц, бутылок с молоком и пачек масла.
— Послушай, Элеонора, — мягко сказал Мудроу, — ты мне, конечно, нравишься, но я сейчас не могу. Просто не могу. — Он погладил ее рукой по щеке, и этот жест почему-то убедил Элеонору. — Извини.
— Ладно, сержант, — пожала она плечами, — но ты обязательно заходи. Ты не думай, я не обиделась, просто непонятно, зачем Драбек сказал, что ты больше не можешь без женщины. Зачем он так говорил?
Через несколько минут, когда выяснилось, что на фотографиях Элеонора никого опознать не может, Мудроу вышел на улицу, где его ожидал Драбек, которого интересовали подробности.
— Ну, как прошло? — спросил он с невинным видом.
— Я тебе это припомню, Виктор, — ответил Мудроу. — Точно еще не знаю как, но ты у меня запомнишь, как шутки шутить. Так и знай.
Дождь перестал, и Джонни с Музафером решили пройтись пешком вокруг дома, который их интересовал. Дом стоял на Пятой улице и одной стороной выходил на Шестую улицу, но только окнами. Несмотря на полуденное время, квартал выглядел пустынным. Густой туман укреплял в чувстве собственной безопасности. Музафер не сомневался, что никаких подозрений они не вызывают, и не переставал удивляться по поводу отсутствия охраны.
— Что-то уже слишком просто получается, — говорил он. — Я так думаю, что, если вежливо попросить их поджечь фитиль, они так и сделают.
— А что, если, — переменил тему Джонни, — снять где-нибудь цистерну с бензином, слить этот бензин в помещение через окно и бросить спичку? Что произойдет?
— Эти цистерны всюду стоят, я видел, — отвечал Музафер. — Сколько в них бензина входит?
— Не знаю точно, но полагаю, что немало. Взрыв будет что надо. Установить бомбы с часовым механизмом и смыться.
— Да уж, конечно. Чем раньше, тем лучше, — согласился Музафер.
— Если сделать это ночью, то отсюда можно сразу вырулить на автостраду Бруклин — Куинс и махнуть на Стейтен-Айленд. В Атлантик-Сити и отпразднуем.
— Представляешь Эффи Блум в казино? — пошутил Музафер.
— Пристающую к официантке.
Музафер и Джонни подошли к зданию фабрики. Окна находились на высоте не более пяти футов, решеток не было. «Один удар молотка, и мы внутри», — решили они одновременно.
— Сколько нам потребуется времени на этот проект? — спросил Музафер.
— Сейчас сложно сказать. Наверное, придется слазить туда разок, чтобы посмотреть, что к чему. — Лицо Джонни просияло. — Господи, да ведь это будет самая крупная акция, и совершит ее горстка людей, а не государство с правительством и спецслужбами. Народу погибнет больше, чем в Хиросиме.
Оба молча смотрели в окна фабрики: картина разрушения возникала перед ними так явственно и правдоподобно, что они не замечали ничего вокруг себя. Даже тощего верзилу, когда он вышел из тени с пистолетом наготове, с пистолетом чернее его самого.
— Добро пожаловать, джентльмены, — улыбнулся негр, демонстрируя отсутствие двух зубов и наличие одного золотого. — Меня все зовут Иегова. Потому что я распоряжаюсь жизнью и смертью.
Увидев оружие, Музафер и его спутник вернулись к реальности и оцепенели. Музафер хорошо знал технику подготовки терактов, но никогда не встречался лицом к лицу с уличными бандитами. Сначала он просто онемел от страха, но почувствовал, что Джонни держит себя в руках, и успокоился.
— Ну, что же, джентльмены, прошу в мой будуар. — Он указал в направлении темной аллеи. Будь Иегова сообразительней, он сразу бы понял, что для молодого грека эта самая аллея, на которую с двух сторон падали, густые тени, просто подарок судьбы, но в тот момент он уже вошел в роль и ничего не замечал. — Ну и ну, — продолжал он, глядя на Музафера, — да ты у нас настоящий метис. Ты кто, пуэрториканец?
— Я араб, — объявил Музафер, собираясь произнести речь пламенного революционера, но опять посмотрел на Джонни и умолк: блуждающая улыбка, глаза, как у кошки в полудреме, готовой к прыжку в ту же секунду.
— Ара-аб, — протянул Иегова. — Наверное, ты из богатых арабов и поможешь мне решить проблемы с текущим счетом в банке. Что стоишь? Карманы наружу, давай сюда все — часы, кольца, цепи.
Музафер, увидев пистолет у самого лица, заколебался. Вор, видя его замешательство, медленно переводил оружие с Музафера на Джонни, и, когда дуло оказалось между ними, не угрожая никому непосредственно, грек бросился на бандита. Сначала Музафер испугался, а потом, увидев, как Катанос с ходу завалил его и тут же выбил из рук пистолет, возликовал.
— И что теперь, обезьяна? — спросил Джонни. — Попробуй выверни мои карманы. Попробуй пошарить. В этом кармане деньги. Ну, давай — тебе только руку протянуть. Что ты говоришь? Не слышу, горилла.
Иегова молчал. Его пистолет лежал на земле, где-то в кустах, а убежать ему не давал этот черноглазый молодой человек. Он, Иегова, мгновенно превратившийся в Лероя Джонсона, был выше его на шесть, дюймов. Чего же он испугался?
Конечно, Музаферу приходилось видеть, как совершаются преступления, и не раз. Он присутствовал при пытках, когда из людей приходилось извлекать необходимую информацию, сам не однажды участвовал в казнях, но все продумывалось заранее, в деталях и в целом. И то, что ему неожиданно пришлось
