соседи, — все пришли с большой охотой полюбоваться красивым зрелищем. Одинаково одетые гимнасты, — стройная, здоровая, загорелая молодежь, — разбились на группы по всей площадке и выполняла задания экзаменационной комиссии. В одном углу шли прыжки в высоту. В другом — снарядная гимнастика, простые игры, метания. В центре ровные шеренги показывали вольные движения… Атмосфера бодрости и задора царствовала над зеленым полем.
Таня только что удачно сдала свой зачет и, еще не оправившись от веселого возбуждения, присела на скамейку, когда к ней подошел какой-то стройный молодой человек в штатском, с ясно заметной военной выправкой.
— Ну, как, товарищ Смолина, на сколько баллов сдали зачет?
— Да, кажется, на все, на которые можно было, — ответила Таня, удивленно осматривая незнакомого человека. — А откуда вы меня знаете?
Незнакомец добродушно усмехнулся.
— Тайна невелика. Прежде всего — ваша фамилия была названа перед испытаниями, а кроме того… — Кроме того? — Мы с вами уже знакомы. Не так давно и встречались. — Странно… Мне тоже так начинает казаться. Но где? Молодой человек опять улыбнулся.
— А вы не ломайте себе над этим голову, товарищ… Таня. И возьмите это вот письмецо. Да только незаметно. После прочтения обязательно уничтожьте сейчас же.
Девушка с удивлением смотрела на незнакомца.
— А от кого это письмо?.. Что за таинственность?
— Письмо это (молодой человек закончил очень тихо) от Миши… — Ах!
Девушка схватила узкий конверт, тщетно отыскивая на нем свое имя или адрес. Когда она с удивлением подняла глаза на незнакомца — его уже не было. Зайдя за кусты, девушка с лихорадочным нетерпением разорвала конверт и достала оттуда небольшой листок бумаги.
«Милая Нежнолапочка, — было написано там. — Тебя на днях вызовут в Центр и предложат одну весьма интересную командировку. Соглашайся обязательно. Это — мой „приказ № 1“. Не забудь сказать, что ты немного говоришь по-французски. В воскресенье, в 20 часов, приходи на то место, где мы занимались историей. Но по дороге обязательно смени десяток трамваев и пройди быстро пешком несколько концов по переулкам Китай-города. Письмо это тебе передаст мой друг. С ним ты когда-то ко мне ехала. Сожги письмо немедленно. До свиданья, дорогушенька. Твой М.»
Радостная волна залила сердце девушки. Значит, Миша не только как рабочий, но и как маршал, о ней помнит, ее немно-о-ожечко любит и хочет видеть.
Боже мой, как хороша, как чудесна жизнь! И это осеннее ясное солнышко, и прозрачный воздух, и пробитые золотом кусты и деревья, и шум молодых голосов на стадионе, и ощущение силы, здоровья и молодости в каждой клеточке стройного легкого тела… И главное, — это вот чудесное чувство, что где-то там, вдали от этой площадки, но так рядом, в самом сердце, существует «ОН», ее Миша, не маршал, не рабочий, а просто М-и-и-и-шаа-а-а…
пропела девушка, вприпрыжку пересекая стадион. На сердце у нее пели птички. Ведь еще каких- нибудь два дня… Точнее — сколько?.. Да 38 часов, и она опять увидит своего милого Мишу!..
— …Вот что, товарищи. Я пригласил вас всех сюда сегодня на, так сказать, закрытое военно- политическое совещание по весьма важному вопросу — нашей первой настоящей мирной вылазке в буржуазный военный мир.
Голос Сталина звучал веско и серьезно. В его небольшом кабинете сидели Молотов, Каганович, Ворошилов, Тухачевский, Гамарник, Ежов и Жданов.
— Дело в том, что в связи с непрестанно растущей мощью нашей страны и нашей армии, многие наши буржуазные соседи очень бы даже не прочь заключить с нами союзик поплотнее. Мы тоже не против этого — выгода экономическая и политическая прежде всего. А договоры, — как это прекрасно известно даже каждому пионеру, — это бумага. на бумаге всякую запятую можно всегда по-иному объяснить или… ну, сами понимаете, товарищи…
Угодливые улыбочки поползли по лицам некоторых.
— Да, так вот, особенно интересуются дружбой с нами теперь Англия и Франция… Им очень хочется заключить с нами крепкий военный договор — для поддержания европейского равновесия. Мы что ж — мы не против. Мы поддержим это равновесие, как говаривал Ильич, «как веревка поддерживает повешенного». Ха-ха… Пока нам выгодно. Очевидно, растущая военная мощь Германии их всех сильно беспокоит и тревожит.
Только мы одни смотрим на этот рост спокойно и уверенно, зная свою силу. Да, так вот… В последнее время генеральные штабы Англии и Франции несколько раз просили прислать им кого-либо из наших военных главков для связи, как, так сказать, символ растущей сердечной дружбы и готовности их… поддержать…
Сталин коротко засмеялся, словно заржал. Все собравшиеся усмехнулись: военные сдержанно, сталинские секретари и наркомы — подобострастно.
— Вот я и думаю: отчего бы и в самом деле к ним кого-нибудь не послать? Для закрепления этаких «дружественных уз». Риска нет никакого, а польза может выйти. Так что вот, товарищи, мне кажется, что послать кого-то можно и даже нужно. И мое такое мнение, что поехать в гости к буржуям следовало бы нашему маршалу Тухачевскому.
— Почему именно Тухачевскому? — немного резко спросил Ворошилов.
— Почему именно Тухачевскому? — искоса посмотрел Сталин на наркома обороны. — А вот почему: товарищ Михаил — наш проверенный боевой маршал. Он в курсе наших вопросов — не только военных, но и других. Он несомненно сумеет поддержать нашу марку за границей. Помните, как в свое время Чичерин много помог молодому Советскому Союзу своей представительностью, знанием иностранных языков, дворянским именем и даже уменьем шикарно носить буржуйский фрак? По собранию прошел добродушный смешок.
— Ну, так вот — товарищ Тухачевский обладает тоже нужными для заграничного представительства качествами — тоже старый дворянин и гвардейский офицер… Да ты не обижайся, Михаил Николаевич, за напоминание, — обернулся Сталин в сторону маршала, заметив его движение. — Я ведь с точки зрения политики говорю: для наших задач теперь это может быть выгодным. Для буржуазной прессы это будет хорошим поводом отметить, что с Советами, мол, все классы старой России и даже, мол, дворяне и офицеры… Ха-ха-ха… А потом еще, ты ведь, товарищ Михаил, языками владеешь?
— Да, — коротко отозвался Тухачевский. — Французским совершенно, — немецким прилично. Английским неважно, но все же достаточно.
— Ну, вот видите, товарищи. — с удовлетворением заключил Сталин. — Все устраивается как нельзя лучше. Тем более, что товарищ Тухачевский уже раз ездил в Лондон, на похороны короля. Так что дорогу уже знает… Я думаю, что возражений против кандидатуры Михаила Николаевича не будет?
Он обвел своими черными суровыми глазами собранных сановников. Все ясно понимали, что диктатор спрашивает только для проформы и что вопрос уже твердо решен.
— Не-е-е-т, какие могут быть возражения? — сказал Молотов, чуть заикаясь. — Дело только в том, чтобы снабдить товарища Михаила точной информацией о том, что делается за границей и дать ему ясные
