Это дужка моего pince-nez. Где зеленое, там пробка. Извини, что я нарисовал так скверно, точно гриб. Не следует покупать дужку, какая нарисована красным карандашом: это старый тип.
Pince-nez пришли с Ермиловым. Если хочешь прислать еще что-нибудь, то вот разве пришли еще небольшую семгу или две маленьких, чтобы одну я мог подарить в женскую гимназию. Получил ли от Лескова таганрогские фотографии?*
«Белолобого» пришли мне или, еще лучше, купи у жулика Клюкина две трехкопеечные брошюры с «Белолобым»* и пришли.
В Кучукое как раз около моего дома татарин продает свой домишко (саклю) и участочек за 200–300 рублей.
Я как-то опустил несколько писем в ящик на пароходе; письма эти повезли в Одессу, потом в Батум и оттуда уж в Москву. В числе этих писем было и мое письмо к Соне*. Получила ли она?
Сегодня утром валит пушистый снег, но здесь уже весна все-таки, и я начинаю в Аутке посадку деревьев.
В пользу голодающих можно собирать и по 5 к. — скажи об этом Иваненке, который собирает всё рубли, за что, впрочем, я ему очень благодарен.
Нового ничего нет, всё благополучно. Скучно, надоело быть на зимнем положении; готов караул кричать.
За 4–5 дней до отъезда Ермилов пусть напишет мне или Лаврову, мы подыщем для него помещение.
Будь здоров. Соне и Володе поклон и привет.
«Белолобого» мы уже не имеем права издавать. Если ты уже успел истратить что-нибудь у Кушнерева*, то напиши, я погашу убытки; «ихние родители за всё заплотють», как говорит Александр.
Справься, можем ли мы взять напрокат для пушк<инских> праздников картины для волш<ебного> фонаря? И какая цена?
Коновицеру Е. З., 14 февраля 1899*
2641. Е. З. КОНОВИЦЕРУ
14 февраля 1899 г. Ялта.
14 февр.
Дорогой Ефим Зиновьевич, пишу это Вам конфиденциально, или, как говорят министры, «совершенно доверительно». Как-то года 1½—2 назад Вы говорили мне, что «Курьер» был бы не прочь привлечь к сотрудничеству И. Я. Павловского (Яковлева)*. Теперь Павловский, насколько я могу понять, совсем разладил с «Новым временем»* или близок к этому. Мне кажется, можно вступить с ним в переговоры. Это хороший старый корреспондент, связи у него в Париже солидные — и для «Курьера» он был бы довольно ценным приобретением. Вот его адрес: Monsieur I. Pavlovsky, 7 rue Gounod, Paris. Если нужно, то для переговоров он приедет в Москву.
Как Вы поживаете? Что у Вас нового? Тут в Ялте ничего нового, всё старо и всё скучно, особенно в дурную погоду. Вам, конечно, завидую. Поклонитесь Евдокии Исааковне* и детям. Где Вы летом на даче? Не в Васькине? Я буду жить в Мелихове всё лето.
Крепко жму руку и желаю всего хорошего.
Напишите, что делается с сытинским «Русским словом»*.
На конверте:
Ежову Н. М., 15 февраля 1899*
2642. Н. М. ЕЖОВУ
15 февраля 1899 г. Ялта.
Дорогой Николай Михайлович, получил два рассказа*, кланяюсь Вам низко и благодарю. Боюсь, что я, наскучив Вам, не скоро буду иметь случай вознаградить Вас за сию скуку.
Если Ваш писец (или писица) будет переписывать из «Развлечения» или откуда-нибудь, то впредь пусть пишет на писчей бумаге, на тетрадках, сшитых так, чтобы для каждого рассказа была особая тетрадка. И вверху каждого рассказа надлежит сделать пометку: такой-то журнал, год, №.
А ведь у меня были рассказы и в «Новостях дня»!!* Мудрено теперь отыскать их. Когда у Вас будут дети писатели, то внушайте им, что всякий напечатанный рассказ, как бы он плох ни был, надо вырезывать и прятать себе в стол. Печатался я и в «Свет и тени» и в «Мирском толке»*…
Еще раз благодарю и крепко жму руку.
15 февр.
На обороте:
Чеховой М. П., 15 февраля 1899*
2643. М. П. ЧЕХОВОЙ
15 февраля 1899 г. Ялта.
15 февр.
Милая Маша, я и не думал идти к Лаврову в пайщики*. Он приглашал меня только редактировать беллетристику, за жалованье. Храни создатель, я старательно уклоняюсь всего, что могло бы осложнить жизнь мою или моих наследников. Ни в какие предприятия пускаться я не желаю и во всяком случае не буду иметь никаких коммерческих тайн, и если что задумаю, то тотчас же напишу тебе.
В марте в Ялту приедет Н. И. Коробов с семьей. Его Екатерина Ивановна заболела туберкулезом.
Погода сегодня лучше, но в общем февраль довольно паскуден. Приходится всё время сидеть дома и скучать. В женской гимназии я бываю уже редко, ибо там ныне водворился муж начальницы*, человек назойливый и нудный. В субботу я посылал в женскую гимназию к 12 часам бубликов, икры и всяких сладостей — это для классных дам и учительниц; все ели и
