Командиром ударной группы Вашугин назначил Попеля, напутствовав его таким добрым партийным словом: «Займете к вечеру Дубно, получите награду. Нет — исключим из партии и расстреляем...» [105]
Если исходить из организационной структуры мехкорпуса РККА, то получается, что группа Попеля обладала наибольшей ударной мощью — в нее были сведены три из пяти танковых полков мехкорпуса. Правда, такой вывод не совпадает с теми цифрами, которые приводит в своих мемуарах Рябышев. Так, он пишет, что в корпусе (за вычетом группы Попеля) осталось 303 танка, в том числе 46 KB и 49 Т-34.
Из документов, приведенных в работе [166], следует, что в ударной группе было порядка 220 танков (в том числе около полусотни KB и Т-34), более девяти тысяч человек личного состава.
В 14 часов 27 июня 1941 г. стальная лавина двинулась на Дубно.
Предоставим слово командиру ударной группы комиссару Н.К. Попелю:
«...оборонявшие деревню Грановка батальон пехоты и рота танков противника были застигнуты врасплох. К орудиям, к танкам, в окопы немецкие солдаты бросались в одних трусах — загорали.
С вражеским заслоном Волков разделался так быстро, что основным силам не пришлось даже притормаживать.
Во всю ширину шоссе шли наши мотоциклисты. Правее них, по-над железной дорогой двигались танки с пушками, обращенными влево. Когда я с пригорка увидел эту разлившуюся лавину, то испытал ту особую радость, какую дает сознание собственной силы...
Бой развернулся на широком, переливающем золотом ржаном поле километрах в десяти юго- западнее Дубно... К ночи с окруженной группировкой противника было покончено....»
По словам Попеля, не считая уничтоженной вражеской техники, только в исправном состоянии было захвачено 30 танков и до полусотни брошенных гитлеровцами орудий. Разгромлены тылы 11-й танковой дивизии вермахта. Победа не далась без потерь. В том бою в горящем танке погиб командир танкового полка Николай Дмитриевич Болховитин. Но и немецкой пехоте, упорно оборонявшей город, пришлось на себе испытать, что это такое — удар страшного танкового «колуна».
«...На мостовой, на сиденьях и крыльях дымящихся машин, в тележках разбитых мотоциклов — трупы. Даже на деревьях куски тел, окровавленные серо-зеленые лоскутья... На наши танки сейчас страшно смотреть. Трудно поверить, что настоящая их окраска — защитная, а не красно-бурая, которую не может смыть мелко моросящий дождик...»
Подлинные боевые документы опровергают рассказ Попеля о том, что его боевая группа заняла Дубно — дальше местечка Малые Сады на южной окраине города продвинуться так и не удалось [166, стр. 195]. Но эта частность не отменяет главного — важнейшая линия снабжения немецких танковых дивизий была заблокирована.
27—30 июня
На предыдущих страницах этой книги было высказано много (слишком много, как скажет, наверное, иной читатель) критических замечаний в адрес Красной Армии образца 1941 года. Правды ради пора уже сказать и о том, что противник был исключительно силен, и совладать с ним едва ли было в то время под силу любой другой армии мира.
Сила вермахта заключалась, разумеется, не в «многократном численном превосходстве», которого не было и в помине, не в мифической «внезапности нападения» и уж тем более не в «техническом превосходстве» худосочных немецких танкеток.
Сила была в другом: в общей для всех — от генерала до рядового — уверенности в своей непобедимости, в своем превосходстве над любым противником, в непреклонной твердости командования и стойкости войск.
Приходится констатировать, что прорыв советского танкового клина в тыл главной ударной группировки вермахта не вызвал и тени растерянности у немецких генералов. Панический вопль: «нас окружают» — так и не раздался. Ни одна танковая дивизия вермахта не прервала ни на час свое неуклонное продвижение на восток.
Вырвавшись из капкана у Дубно, 11-я тд уже 27 июня захватила Острог, форсировала реку Горынь и двинулась прямо по шоссе к Шепетовке — важнейшему железнодорожному узлу Левобережной Украины. Дивизии 3-го танкового корпуса вермахта (13-я и 14-я танковые, 25-я моторизованная), развивая наступление от Дубно на северо-восток, к исходу дня 28 июня заняли Ровно и уже на следующий день вышли к реке Горынь в полосе Гоща — Тучин.
В то же время, для локализации прорыва советских танков у Дубно, немецкое командование спешно стягивало с других участков фронта четыре пехотные дивизии (111, 44, 57, 75-ю), а также часть сил 16-й танковой и 16-й моторизованной дивизий из состава 48-го танкового корпуса.
В скобках заметим, что сам факт появления немецкой пехоты у Дубно (120 км от границы) уже на пятый-шестой день войны совершенно однозначно свидетельствует о том, каким было на самом деле «ожесточенное сопротивление» советских войск. Для пехоты, идущей пешком, 20 км в день — это темп марша, причем марша форсированного. Так, в октябре 1939 г. именно в этих местах, на территории оккупированной Восточной Польши, для отвода немецких и советских войск на согласованную линию новой границы был установлен как раз такой — 20 км в день — график движения походных колонн [1, с. 130]. Другими словами, воевать при таких (20 км в день) темпах продвижения немецкой пехоте было некогда...
Подвижности немецких войск, быстроте и настойчивости решений немецких генералов необходимо было противопоставить не меньшую оперативность советских штабов. Увы, летом 1941 г. такая задача была для командования Красной Армии совершенно непосильной. К сожалению, приходится констатировать, что такая оценка применима даже к лучшим из лучших, даже к тем, кто своим личным мужеством и самопожертвованием заслужил вечную память благодарных потомков.
Захватив в ночь с 27 на 28 июня Дубно, группа Попеля остановилась и, даже не предприняв ни одной попытки развить успех, занялась организацией круговой обороны. Не противник вынудил, а именно ошибочное решение командования остановило дальнейшее продвижение танкового клина в тыл ударной группировки противника. В своих мемуарах Н.К. Попель так прямо и пишет:
«...вот он, город, отбитый у врага. Бойцы гуляют по улицам, рассматривают дома, пробоины на танковой броне, балагурят с вылезшими из подвалов «паненками»... Немецкая авиация не появляется. Фронт неведомо где, даже канонады не слышно. Какая тут еще оборона! Надо было пересилить это беззаботное победное опьянение... Политработники, командиры, коммунисты, комсомольцы, агитаторы — вся сила воспитательного воздействия должна перестроить сознание бойца, внушить ему одну непререкаемую истину: успех даст стойкая оборона...»
Не вполне понятно, кто же был автором такого самоубийственного решения. Попель в своей книге вообще никак не объясняет, что заставило его и полковника Васильева отказаться от дальнейшего наступления вдоль шоссе Дубно — Ровно, в тыл 3-го танкового корпуса противника. Правда, Рябышев пишет, что полученный им утром 27 июня приказ требовал:
«...выбить противника из Дубно, затем перейти к круговой обороне в районе Дубно, Смордва — Пелча и быть готовым к наступлению в составе контрударной группировки» [113].
С другой стороны, из воспоминаний Баграмяна можно понять (хотя явно это не обозначено), что никакой «остановки» после захвата Дубно не планировалось.
Еще раз повторим и напомним читателю: бойцы и командиры группы Попеля прорвались в оперативный тыл противника, нанесли ему огромные потери, в дальнейшем — сковали своим упорным сопротивлением шесть дивизий врага. Их подвиг должен быть золотыми буквами вписан в летопись Великой Отечественной войны. И тем не менее надо сказать прямо, что принятое утром 28 июня решение о переходе к обороне было глубоко ошибочным — «победное опьянение» в танковых войсках надо не преодолевать, а использовать для развития наступления.
«Наступление танков становится бесцельным, если оно не переходит в преследование. Только преследование может закрепить успехи, достигнутые в предыдущих боях. Поэтому каждый танковый командир должен стремиться продолжать наступление всеми боеспособными машинами и вести его до тех
