Книппер-Чеховой О. Л., 14 марта 1902*
3698. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
14 марта 1902 г. Ялта.
Ты, дусик, пишешь, что за всё время, пока ты в Петербурге, ты получила от меня только два письма. Я пишу тебе каждый день по адресу Кирпичная 8, № 30. Теперь не знаю, как тебе писать, да и писать ли? Письма мои, очевидно, пропали. Не справишься ли ты как-нибудь на почте? Впрочем, они, мои письма, уже устарели, и в них мало интересного.
От тебя я получаю письма каждый день (кроме одного дня). Сегодня туман. Здоровье мое лучше вчерашнего, чувствую себя хорошо.
Будь здорова, голубка моя. Храни тебя господь. Целую и обнимаю.
Сообщи твой адрес; очевидно, Кирпичная 8 — это неверно*.
Иорданову П. Ф., 16 марта 1902*
3699. П. Ф. ИОРДАНОВУ
16 марта 1902 г. Ялта.
Многоуважаемый Павел Федорович!
Художественный театр на Святой неделе уже не играет*. Он кончает свой сезон на масленице, затем, от нечего делать, уезжает в Петербург, где проводит пост*, до конца шестой недели. О том, что он продает свои спектакли, я не слышал*; да и едва ли это верно, так как сегодня же я получил письмо*, в котором сообщают мне, что в Художеств<енном> театре был благотворительный спектакль (в пользу фельдшериц) и что он, театр, понес убытку 700 р. Весной я поговорю с Немировичем, узнаю, как и что, и напишу Вам, хотя едва ли можно будет сделать что-нибудь, так как денежная часть в руках не тех, кто играет* и заведует игрой, а тех, кто ведает хозяйство.
А сколько Вам нужно, чтобы начать постройку?*
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.
Павловский не обманул. У него теперь тяжелые обстоятельства. А с Антокольским нужно повидаться*.
На конверте:
Книппер-Чеховой О. Л., 16 марта 1902*
3700. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
16 марта 1902 г. Ялта.
Милый мой, глупенький пупсик, злая моя, нехорошая жена, вчера я не получил от тебя письма. Кроме вчерашнего дня, я писал тебе ежедневно; очевидно, письма не доходят, с чем тебя и поздравляю.
Ну, дуся, сегодня идет прекрасный весенний дождь. Это первый за всю весну. Мать сегодня приобщалась. У Арсения душеспасительное лицо. Мое здоровье хорошо, кашель меньше, настроение порядочное. Пьесу не пишу* и писать ее не хочется, так как очень уж много теперь драмописцев и занятие это становится скучноватым, обыденным. Ставить вам нужно прежде всего «Ревизора»*, Станиславский — городничий, Качалов — Хлестаков. Это для воскресений. А ты бы была великолепная городничиха. Затем — «Плоды просвещения»*, тоже для воскресений и на запас. Только вам необходимо еще прибавить двух-трех порядочных актрис и столько же актеров, тоже порядочных. Если главные роли будут, хотя бы случайно, исполняться такими, как Мунт*, и даже такими, как Литовцева*, то театр ваш погибнет через 2–3 сезона.
У меня никто не бывает. Впрочем, вчера была Мария Ивановна Водовозова, которая, очевидно, — и это очень жаль! — помирилась со мной. Несносная, глупая бабенка, которая каждую минуту суется не в свое дело.
Как идет IV акт «Мещан»?* Ты довольна? Напиши мне, дуся.
Отчего я не получил ни одной телеграммы? Я каждый вечер жду. Очевидно, Немирович пал или падает духом, его заедают рецензии*. А ты, дурочка, не верь этим пошлым, глупым, сытым рецензиям нелепых людей*. Они пишут не то, что прочувствовано ими или велит им совесть, а то, что наиболее подходит к их настроению. Там, в Петербурге, рецензиями занимаются одни только сытые евреи неврастеники*, ни одного нет настоящего, чистого человека.
Вот уже четвертая неделя поста! Скоро ты приедешь. Тебе я отдаю ту комнату, где стоит пианино, и ту, что внизу, где ты жила в прошлом году. Значит, две комнаты. Дам даже три комнаты, только не уходи к Суворину за 1000 р. в месяц*.
Пиши, дуська, не ленись, будь порядочной женой. Обнимаю тебя и крепко целую. Пиши, родная! Подлиннее пиши, в письмах ты умная.
Кланяйся Андреевской, той самой, что на кумысе* познакомились.
Третьего дня, прочитав твое письмо, где ты пишешь, что не получаешь моих писем*, я послал тебе письмо в Панаевский театр*.
Чеховой М. П., 16 марта 1902*
3701. М. П. ЧЕХОВОЙ
16 марта 1902 г. Ялта.
