Актрисуля милая, приехали Ярцевы, рассказывают, что «Столпы» им не понравились, но что ты была очень хороша. В «Русских ведомостях» читал сегодня похвалу*. Вообще я газетчикам не верю и верить не советую. Эфрос хороший малый*, но он женат на Селивановой, ненавидит Алексеева, ненавидит весь Художеств<енный> театр, — чего он не скрывает от меня; Кугель, пишущий о театре в десяти газетах, ненавидит Художеств<енный> театр, потому что живет с Холмской, которую считает величайшей актрисой.
У нас цветет камелия, скажи об этом Маше.
Ну, как живешь, дусик? Как чувствуешь себя? Ярцевы говорят, что ты похудела*, и это мне очень не нравится. Это утомляет тебя театр. Получил я письмо от Немировича*, пишет, что давно не имел от меня писем, между тем я очень недавно писал ему*. Его адрес: Б. Никитская, д. Немчинова? Так?
У нас прохладно, но все же я сижу на воздухе. Софья Петровна Средина очень похудела и очень постарела, Леонид В.* не встает; сидит в постели, и это уже давно. Сельди я получил, спасибо. Тут как-то Ольга Михайловна привезла мне 2 десятка селедок, и я ем их все время.
Говорят, что Горький приезжает скоро в Ялту*, что для него готовят квартиру у Алексина. Едет сюда, по слухам, и Чириков. Вот, пожалуй, некогда будет писать пьесу*. И твой любимчик Суворин приедет*; этот как придет, так уж с утра до вечера сидит — изо дня в день.
Когда же ты увезешь меня в Швейцарию и Италию! Дуся моя, неужели не раньше 1 июня? Ведь это томительно, адски скучно! Я жить хочу!
Ты сердишься, что я ничего не пишу тебе* о рассказах, вообще о своих писаниях. Но, дуся моя, мне до такой степени надоело все это, что кажется, что и тебе и всем это уже надоело, и что ты только из деликатности говоришь об этом. Кажется, но — что же я поделаю, если кажется? Один рассказ, именно «Невеста»*, давно уже послан в «Журнал для всех», пойдет, вероятно, в апрельской книжке, другой рассказ начат, третий тоже начат*, а пьеса — для пьесы уже разложил бумагу на столе и написал заглавие.
Ну, господь с тобой. Благословляю тебя ласково, целую и обнимаю дусю мою.
На конверте:
Кондратьеву И. М., 1 марта 1903*
4025. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
1 марта 1903 г. Ялта.
Многоуважаемый Иван Максимович!
Будьте добры, не откажите сделать распоряжение о высылке мне гонорара по вышеписанному адресу, т. е. в Ялту. И, если можно, пришлите мне также «Каталог пьес Общества драматических писателей», чем очень меня обяжете.
Чеховой М. П., 1 марта 1903*
4026. М. П. ЧЕХОВОЙ
1 марта 1903 г. Ялта.
Милая Маша, когда будешь покупать семена, то не забудь гигантскую коноплю. Весна началась, я уже получил из Сухума и посадил много хорошего. Дожди идут почти каждый день, земля влажная, растения чувствуют себя прекрасно. Арсений уже кое-где посеял газон.
Цветет камелия. Я в городе не бываю, сижу дома. Средин болеет — и достаточно серьезно, у сына Татариновой* нормальная температура, значит, общая бугорчатка оказалась вздором.
Мать здорова, ест постное, мучается с зубами. Желаю тебе здравия и благополучия.
Арсений просит купить бордюрные ножницы для подрезывания бордюров и газона.
На обороте:
Кондратьеву И. М., 2 марта 1903*
4027. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
2 марта 1903 г. Ялта.
Многоуважаемый Иван Максимович!
К письму моему, посланному вчера, я забыл добавить просьбу — выслать деньги переводом через Московский купеческий банк*.
Желаю Вам всего хорошего.
Книппер-Чеховой О. Л., 3 марта 1903*
4028. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
3 марта 1903 г. Ялта.
