быть хозяином или сохозяином, потому что здоровье мое неважно и потому что не могу жить в Петербурге. Называться же хозяином и не быть им — это как-то не укладывается у меня в сознании.
Вероятнее всего, что я тебя не понимаю. Лучше бы всего повидаться нам до твоего отъезда за границу*. В Москве я буду в конце апреля, в конце Фоминой. За границу поеду 1-го июня, в Швейцарию*. О том, где я буду в Швейцарии, сообщит тебе моя жена, которая на Святой неделе будет в Петербурге купно со всем театром.
К моей болезни прибавился у меня плеврит, который держался почти всю зиму до весны; и теперь осталось еще немножко.
В Главном управлении будут держать твое прошение не три месяца, как ты пишешь, а, вероятно, не больше недели. За сим, раз журнал издается и редактируется Потапенко, то уж этого достаточно, и ни Мамины, ни Чеховы не прибавят ничего, уверяю тебя. Мы, т. е. я, ты и Мамин, — люди одного поколения. А вот если бы ты взял в соредакторы кого-нибудь помоложе, например Леонида Андреева, тогда другое бы дело, пожалуй.
Ну, будь здоров и благополучен, желаю тебе всего хорошего. Обнимаю тебя крепко.
Книппер-Чеховой О. Л., 14 марта 1903*
4036. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
14 марта 1903 г. Ялта.
Дуся моя родная, так нельзя! Послал я одно письмо в д. Коровина*, Пименовский пер., а вчера был студент Корш и говорил, что д. Коровина на Петровке. Сегодня получаю от тебя письмо*, чудесное описание новой квартиры*, моей комнаты с полочкой, а адреса нет. Ну что прикажешь мне делать?
Погода в Ялте великолепная, весенняя, все цветет, я почти каждый день бываю в городе. И, вероятно, я очень изменился за зиму, потому что все встречные поглядывают сочувственно и говорят разные слова. И одышка у меня. И жена у меня злая, прячет свой адрес. Вчера Альтшуллер* был у меня и все поддразнивал меня, и я заподозрил, что ты его подкупила, чтобы он подольше удерживал меня в Ялте.
Умоляю, голубчик, пришли адрес! Адресоваться на театр терпеть не могу.
А что тургеневское пойдет у вас?* Вот вам бы еще «Ревизора» и «Женитьбу»*, да переглядеть бы Писемского*, авось, и у него нашлось бы что-нибудь вроде «Горькой судьбины».
Мать говеет, завтра приобщается.
Сейчас приходила m-me Голоушева, принесла от Маши письмо*. И опять нет адреса!!
Ну, дусик мой, да хранит тебя бог, целую тебя и обнимаю тысячу раз.
На конверте:
Барышеву И. И., 15 марта 1903*
4037. И. И. БАРЫШЕВУ
15 марта 1903 г. Ялта.
Дорогой Иван Ильич, у меня нет всех десяти томов, посылаю* тебе пока только один — «Пьесы», остальные же постараюсь добыть и вручить тебе в конце апреля, когда буду в Москве.
Деньги получил*, большое спасибо. Будь здрав и невредим, казначействуй во здравие* и пребывай благополучен.
Белоусову И. А., 15 марта 1903*
4038. И. А. БЕЛОУСОВУ
15 марта 1903 г. Ялта.
Дорогой Иван Алексеевич, если Вы пишете о книжке «Искренние песни»*, то я давно уже получил ее и прочел. Большое Вам спасибо! Спасибо и за книжку, и за то, что вспомнили. Вы знаете, как сердечно я относился и отношусь к Вам и к Вашему дарованию, и потому можете судить, какое удовольствие всякий раз доставляет мне Ваша новая книга.
Кстати сказать, кроме «Искренних песней», у меня имеются еще четыре Ваши книги*, а именно: 1) «Малыши», 2) «Из песен о труде», 3) «На воле» и 4) «Кобзарь».
Всего, стало быть, пять.
Шлю Вам сердечный привет, крепко жму руку, будьте здоровы и благополучны.
В Московскую контору императорских театров, около 15 марта 1903*
4039. В МОСКОВСКУЮ КОНТОРУ ИМПЕРАТОРСКИХ ТЕАТРОВ (Черновое) Около
15 марта 1903 г. Ялта.
В ответ на отношение за № 348 имею честь сообщить, что гонорар за пьесу мою «Предложение» я просил и не за 1902 и не за 1903, а за 1901 год, а также прошу выслать гонорар по талону, который был выдан мне и потом в 1901 г. оставлен в казначействе для исправления, как мне сказали тогда, ошибки.
