Многоуважаемый Абрам Борисович, передайте больному*, что обстоятельный ответ* на Ваше письмо я пришлю дня через 3–4, когда наведу необходимые справки.
На обороте:
Горбунову-Посадову И. И., 19 марта 1903*
4045. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ
19 марта 1903 г. Ялта.
Дорогой Иван Иванович, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили. Вот что я могу ответить насчет рассказа, о котором Вы спрашиваете*: у меня есть рассказ «Враги»*, где доктор*, у которого ребенок умирает от дифтерита, уезжает к больной по настоятельному требованию мужа этой больной*, потом же оказывается, что жена бежала от мужа с любовником. Другого рассказа вроде того, о котором Вы спрашиваете, кажется, нет у меня.
Я всю зиму по обыкновению хворал, к обычной моей болезни присоединился еще плеврит, теперь же к весне я поправился, чувствую себя недурно и работаю даже*. Последнюю треть апреля и май рассчитываю провести в Москве*. Вот если бы мне удалось повидаться с Вами*, то я был бы чрезвычайно рад и доволен, скажу Вам это, нисколько не преувеличивая. В моих московских воспоминаниях Вы занимаете светленькое местечко, и я нередко вспоминаю о Вас.
Если Вы в самом деле пришлете мне книжки*, каких у меня нет еще, то скажу Вам большое спасибо. У меня нет: Боборыкин, «Труп»*, «Нирвана»*, Фулье*, Шпир*, Штейерт*, Барыкова, сборник стихотворений*, «Натан Мудрый», пер. П. Вейнберга*, Рёскин и Библия*, «О доверии к себе»*, «Хлебный огород» Е. Попова.
Видите, как много. Выберите из сей кучи трех-четырех и пришлите. Я теперь читаю много, так как работаю вообще мало.
Весною поеду в Петербург*, буду видеться с Марксом, поговорю с ним о том, чтобы разрешить «Посреднику» издавать мои мелкие вещи*. Он ведь уже нажился, будет с него.
Спасибо за книжки, календарь у меня уже есть; но не беда, полученный экземпляр отдам матери, она будет очень довольна.
Крепко жму руку и желаю здоровья, покоя и вообще хорошего. Не забывайте
Мой московский адрес: Петровка, д. Коровина.
Как бы ни было, в конце апреля уже буду в Москве.
Книппер-Чеховой О. Л., 19 марта 1903*
4046. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
19 марта 1903 г. Ялта.
Актрисуля моя, здравствуй! Ты извини меня, но наша продолжительная разлука имела свои последствия: я состою в переписке с m-lle Пушкаревой*. Чем кончится, к чему приведет эта переписка, не знаю, а пока поздравь меня: она обещает прислать мне свою пьесу*. Помнится, в восьмидесятых годах я уже читал эту пьесу*. Как бы ни было, я написал ей*, чтобы она мне пьесы своей не присылала, так как-де в пьесах я ничего не понимаю, а послала бы к В. И. Немир<овичу>-Данченко. Предупреди В. И., скажи ему об этой пьесе, пусть авторитетно скажет ей, чтобы она, П<ушкаре>ва, больше не писала или поставила пьесу свою где-нибудь в провинции, если пьеса хотя немножко не безнадежна.
Я здоров, в последние дни что-то стал покашливать, но, должно быть, это неважно, случайно. Чувствую себя бодро, сижу в саду или немножко работаю в кабинете. Думаю о тебе, о нашей поездке в Швейцарию, в Италию. Будем за границей много есть и много пить пива. Я ведь всю зиму ничего не пил.
17-го марта был на именинах у Алексея Максимовича. К нему приехала жена*. Она и он говорят* о тебе с восхищением; говорят, что за последний год ты сильно шагнула вперед, играешь чудесно. Я слушал, радовался, что у меня такая жена, и на ус себе мотал.
Я послал одно письмо в Пименовский пер<еулок>*. Получила ли? Ах, дуся, какое это было огорчение с адресом.
Так не забудь же сказать Немировичу насчет Пушкаревой. В письме к ней я так расхвалил его, что, если бы он прочел, пришел бы в восторг.
Свой петербургский адрес пришли мне заранее*. Из Петербурга будешь присылать мне длинные телеграммы, в мой счет, на что ассигную 25 руб.
Знаешь, дусик, «Месяц в деревне»* мне весьма не понравился. Пьеса устарела; если у вас она не понравится, то скажут, что виновата не пьеса, а вы.
За зиму я отвык от людей, от жизни, уже ничего не умею, решительно ничего, так что пригласи к себе кого-нибудь, а когда я приеду, то будем спать втроем. Дуся моя, согласна? Нет?
Обнимаю тебя, целую, перекувыркиваю, встряхиваю. Пиши мне каждый день, не терзай меня.
На конверте: