19 января 1904 г. Москва.
В самом деле*, многоуважаемый Василий Николаевич, живу я высоко, на третьем этаже, и всякий раз, когда взбираюсь, я испытываю настоящие мучения*. И уж я стесняюсь поэтому приглашать Вас к себе. Как-нибудь на днях, если буду здоров и не очень занят, я забегу к Вам на минутку*, чтобы повидаться и потолковать.
В Ялте зима отвратительная*; и холодно и скучно. Так пишут оттуда по крайней мере. Мне уже не сидится в Москве, надо уехать, а куда — я еще не решил. Быть может, поеду на Ривьеру*.
Средин* чувствует себя сравнительно недурно, это правда, но у него хроническое воспаление почек, выделяется белок, и это до такой степени волнует его и тревожит, что он ходит как отравленный, хотя, мне кажется, мог бы и не обращать внимания на эту свою болезнь.
Низко кланяюсь Вам и Вашей жене, будьте здоровы, благополучны и веселы. Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.
На конверте:
Кондратьеву И. М., 20 января 1904*
4293. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
20 января 1904 г. Москва.
Многоуважаемый Иван Максимович!
Будьте добры, выдайте следуемые мне деньги Александру Леонидовичу Вишневскому*.
Желаю Вам всего хорошего.
Средину Л. В., 20 января 1904*
4294. Л. В. СРЕДИНУ
20 января 1904 г. Москва
Дорогой Леонид Валентинович, кончилась у меня канитель с пьесой*, теперь могу на свободе сесть за стол и написать Вам. Москва очень хороший город, по крайней мере таковой она кажется в эту зиму, когда я почти здоров, мороз небольшой, и время идет необычайно быстро. Но здесь страшная толкотня, ни одной свободной минуты, все время приходится встречать и провожать и подолгу говорить, так что в редкие свободные минуты я уже начинаю мечтать о своем возвращении к ялтинским пенатам, и мечтаю, надо сознаться, не без удовольствия.
О Вашем здоровье наши общие знакомые говорят хорошо, я доволен и рад. Ваш страх перед белком мне не нравился; мне все казалось, что если я стану искать у себя белка, то найду его непременно… и тоже начну бояться. Между тем у меня есть хорошие знакомые, например Лавров, редактор «Русской мысли», выделяющий белок и цилиндры с 1884 года, пьющий помногу, временами как пьяница, и только теперь начавший стареть. Мне кажется, что Вам не следует подолгу засиживаться на одном месте и каждое лето нужно уезжать куда-нибудь.
Горький в Москве, но я редко вижу его*. Вчера был у меня Пятницкий, он печатает в сборнике мою пьесу*. Леонид Андреев похудел; рассказ его печатается в том же сборнике*. И Скитальца видел*. Бунин в Ницце*. Вашего Анатолия еще не видел, но слышал о нем много хорошего; говорят, ему очень нравится Москва. Я скоро возвращусь в Ялту*, очень скоро, но, вероятно, не раньше средины или конца февраля. Как бы ни было, я успею еще получить здесь от Вас письмо, если Вы вздумаете написать мне. Софье Петровне* и Зиночке нижайший поклон и привет, низко кланяюсь и крепко жму руку. Будьте здоровы и веселы. Надеюсь, что у Вас в Ялте все благополучно. (Только вот одного нет в Ялте — хорошей телятины! Сейчас я ел телячьи котлеты, великолепные, и думал об этом.) Жена тоже кланяется Вам и просит написать, что она думает о Вас и о Софье Петровне.
Напишите.
На конверте:
Якунчиковой М. Ф., 20 января 1904*
4295. М. Ф. ЯКУНЧИКОВОЙ
20 января 1904 г. Москва.
Многоуважаемая Мария Федоровна, я собираюсь к Вам каждый день*, чтобы повидаться и поблагодарить за чудесные, великолепные Ваши подарки, и никак не соберусь; мне нездоровится, сижу дома. На днях приеду, а пока простите, бога ради, не считайте меня неблагодарным. Я очарован, держу Ваши подарки у себя в кабинете* и не перестаю любоваться, уверяю Вас честным словом. Давно я не получал ничего подобного; сплошное великолепие, как говорил покойный Левитан.
Низко кланяюсь Наталье Яковлевне* и сердечно благодарю ее. Желаю Вам всего хорошего и остаюсь преданным, бесконечно благодарным.
На конверте:
