Игра в ящик

– В Миляжково, – ответил ему солдат. – В Фонки.

– Как? Почему вы это решили? – не мог поверить в сказанное Владимир.

– Она фашистский знак взяла. Крест забрала у меня из коробочки. Черный со свастикой. Того, расстрелянного гестаповца, я вам рассказывал...

«Хоть кто-то восстал против этого нового татарского ига. Поднялся, – подумал Владимир с хорошей завистью и истинным восхищением в душе. – Правильно сказал поэт. Верно. Дети – вот наше будущее...»

И уже не сдерживая нахлынувших чувств, как в только что захваченном вражеском блиндаже, Машков крепко обнял еще ничего не понимающего старика-инвалида.

* * *

Что ж, мой рыцарь, дабы вознаградить тебя за твою трогательную деликатность, я собираюсь...

А. К. Саврасов

Письмо Угри домой

Дорогой папочка и дядя Володя! Здравствуйте!

За окном моей палаты перелески любимого Подмосковья; сейчас они серые, влажные. На полях почти не осталось снега, в низинах – половодье. Идет весна! Яркие купавки подняли огненные головки, а над косогорами рассекают воздух быстрые черные стрижи. Жаль только, что я сама все это не могу увидеть. Веки у меня еще не открываются, а обе ноги до сих пор не срослись, поэтому даже просто встать и подойти к окну, чтобы всей грудью вдохнуть свежесть родных полей, я пока не могу. Но мне все красочно и в подробностях рассказывает мой врач – полковник медицинской службы Андрей Андреевич Конь. Это очень добрый и мудрый человек, самоучка и настоящий Левша от медицины. Он также неплохо разбирается в искусстве, много раз бывал в Третьяковской галерее, и хорошо понимает те мотивы, которые привели меня сюда, в Миляжково.

Вчера Андрей Андреевич мне сказал, что даже когда ноги мои срастутся и я сама смогу держать в руке ложку, и тогда мне не избавиться от обезболивающих. Он даже пообещал, что это теперь на всю мою оставшуюся жизнь. Представляешь, как здорово, папочка! Теперь ты сможешь отдохнуть. Ты больше не должен тратить на меня свои последние силы и время. Стоит только упадку духа или сомнениям коснуться моего сердца, достаточно будет всего лишь только пропустить один или два приема лекарства, и снова я в ладу сама с собой. Не это ли счастье?

А еще я хочу попросить прощения у дяди Володи. Он такой необыкновенный, добрый, и у него несомненный, яркий талант. Вот почему очень часто, когда он отсутствовал, меня так тянуло зайти, даже просто заглянуть в его комнату. Не в силах сопротивляться, я тихонько отворяла дверь и на самом деле входила, чтобы уже там, в комнате, часами любоваться его полными сил и вдохновения картинами. А потом, когда я возвращалась к себе, они оставались в моей памяти и часто являлись ночью в удивительных и неповторимых цветных сновидениях. Теперь мне очень стыдно, что я это делала тайно и без спроса, но, надеюсь, что дядя Володя сможет меня понять и простить. Ведь, если бы не его одухотворенный, вперед зовущий «Стремительный косяк кефали», я бы никогда не оказалась здесь. Не решилась на этот, может быть, самый главный и важный в моей жизни поступок.

Ваша Угря (Учит Горе – Радость Явится)

Записано собственноручно со слово пациентки полковником медицинской службы А. А. Конь.

ПИСЬМО

И всегда он сохранял внутреннее равновесие и верную ориентацию в пространстве, потому что никогда не раскрывался, никого не пускал в этот шкаф, которым его наградила природа в виде тела. Никого, даже Маринку. Никто не мог увидеть нежную тьму, в которой, похожая на розовый ночной цветок, лишенная покровов, какого-либо эпителия, то раскрывалась, то закрывалась душа Романа. Таинственная, неведомая миру незабудка. И вдруг внезапно выясняется, что Дарвин и Линней знают не только латинское название этой великой тайны мироздания, секретного чуда природы, но кроме по-своему красивых -усов или -умов еще по меньшей мере шестнадцать самых банальных и доступных способов использования деликатной растительной субстанции в народном хозяйстве для производства масла, мыла и пеньки. И главное, не остановятся ни Дарвин, ни Линней, коли нужда заставит. И Рома взбеленился. И захотел ударить коллегу по лицу. Свалить могучим, разбухшим от сапожной злобы кулачищем и растоптать. Убить. Убрать с дороги, снести единственного человека, способного и главное изо всех сил желавшего его, Р. Р. Подцепу, как раз выручить, помочь, хоть как-то и хоть чем-то. Взреветь быком-производителем, хозяином Европы, Азии, всех четырех осколков света, и уничтожить Алексея Леопольдовича Левенбука. Именно А. Л. и никого иного, хотя и очевидно было, и понятно, что все беды и проблемы аспиранта с готовой, практический уже законченной работой создал совсем другой товарищ и коллега. Николай Николаевич Прокофьев. С. н. с. и к. т. н.

Несколько недель сразу после смерти Прохорова инерция высоких звезд тащила Ромку. Методику, которую ему помог сложить и причесать все тот же Левенбук, недоверчивый и хитроватый Гипроуглемаш не стал особенно мурыжить и совершенно неожиданно согласовал с первого раза. Обсуждение было неровным, и, в точности как это и предсказывал профессор Прохоров, вставали короли логарифмических линеек, наследники табличек Брадиса, в чине от инженера-конструктора до главного конструктора проекта, и, подозрительно косясь на Ромкины листы с подвешенными на стрелках ромбиками «да-нет» алгоритма и общей эквивалентной схемой привода, принятой в расчете, интересовались, а в курсе ли существующих ограничений по сортаменту сталей автор методики?

И всем им, ласково послушав, поддакнув и покивав, председательствующий, замдиректора по выемочному оборудованию, с интернациональной, как магнит, парой фамилии и имени, Иван Бакая, негромко и ненавязчиво напоминал:

– Это ученик покойного Михаила Васильевича, молодой талантливый соавтор его трудов... Ведется большая и нужная теоретическая работа, задел даже не на завтра, а на послезавтра общей практики проектировочных расчетов, когда электронно-вычислительная техника, перестав быть пугающей экзотикой, войдет на правах повседневного инструмента...

И так далее. И самое главное.

– Необходимо помнить, что без эксперимента нет развития... А то, что мы сейчас рассматриваем, как раз и есть опытная методика, которая ни в коем случае не отменяет сложившихся, но предлагает инструмент сравнения и оценки... Поле для опытов, я бы сказал, всем нам нужных проб и ошибок...

Пропихнул убитый и похороненный Михаил Васильевич Прохоров, такие волны при жизни создавал, такие течения во всех подземных и надземных средах, что и месяц спустя Ромкину лодочку еще толкали к берегу, несли. Двадцатого сентября печать и подписи директора и главного конструктора Гипроуглемаша появились на титульном листе, но ровно на две недели позже того, когда бы надо было. Второй паровоз, Антон Васильевич Карпенко, директор ИПУ, который, по мысли и задумке профессора Прохорова, а теперь и завсектором, к. т. н. Левенбука, должен был закинуть двадцать три странички своим друзьям в министерстве и тем поставить точку в деле, слег. Микроинсульт. Звучало это нечто микронно-микроскопическое несерьезно, названием чего-то ничтожно, смехотворно мелкого в незримом хоботке комарика, но макро- макси человек пропал, и никто не мог Роману объяснить, когда вернется и в каком виде, даже ипостаси. Тележка, уже не подгоняемая исчезнувшим и вовсе навсегда научным, замерла в полстыке от главной