представившись как мистер Джордж Кайзер, он сражает меня сообщением, что в качестве представителя американской компании «Парамаунт» хотел бы заключить со мной договор для Голливуда.
Кайзер размахивает какими-то удостоверениями и доверенностями, которых у него никто не требовал.
Я несколько раз сглатываю. Голливуд…
Это означает: никаких карточек, пайков, голода, поисков одежды, вообще никаких забот, короче говоря — это рай на земле…
Тогда, в конце двадцатых, я не смогла вынести этого рая, это точно, но в те годы у нас в Германии было что есть, что надеть, чем обогреться и было достойное человека жилье. Сейчас же здесь нет ничего, кроме нужды и страданий…
Так ли уж ничего?
Да, мы на нуле. Мы опять все начинаем заново, мы лишены самого необходимого, но сохраняются и все шансы… здесь у меня этот театр, здесь коллеги. Я колеблюсь.
Мистер Кайзер полон понимания, но проявляет настойчивость. В последующие дни он все чаще названивает мне, поскольку я все еще не могу решиться, становится постепенно менее учтивым: я не смогу, полагает он, в дальнейшем оставаться в Германии.
— Это почему же?
— Нам, разумеется, известны эти слухи о вас.
— Какие слухи?
Кайзер нагло усмехается:
— Шпионаж, личные связи с Гитлером и Сталиным, награждение орденом Ленина и так далее, и так далее. Как только ситуация нормализуется, вас станут ненавидеть в старой доброй Европе — неважно, соответствуют ли слухи действительности или нет.
— Это ложь!
Кайзер снисходительно усмехается, словно бы говоря: «Ну хорошо, хорошо», а затем продолжает:
— У нас в Америке из того, что вам здесь, в Германии, доставляет одни заботы, можно запросто составить капитал. Без проблем, госпожа Чехова, уверяю вас — без проблем…
И он не лукавит, к сожалению: еще несколько месяцев назад одна из ведущих нью-йоркских газет предлагала мне через посредника отправиться в Америку и написать мемуары. При этом важны были не факты и подлинная историческая правда сами по себе, а сенсационность всего того, что я напишу. А если то, что было в действительности, окажется не так красочно, этому можно со спокойной совестью помочь — например, упомянуть о моих интимных контактах с высшими должностными лицами Третьего рейха, «лучше всего о тех, кто уже мертв, чтобы нам не докучали назойливыми опровержениями».
Далее мне дали понять, что этими мемуарами я обеспечу себя до конца своей жизни, не считая того, что «после публикации откровений миллионеры выстроятся к вам в очередь»…
Таково, в общем и целом, предложение американской газеты, о котором, несомненно, знает мистер Кайзер и которое он не прочь дополнить своими намеками.
Однажды воскресным утром Кайзер появляется в моей квартире, как обычно, настаивает на моем согласии и дает понять, что во второй половине дня улетает в Вену, чтобы вести переговоры с Рудольфом Пракком.
На радостях, что Кайзера не будет пару недель, я совершаю две глупости: прошу его захватить в Вену костюм Пракка, который коллега оставил у меня в самом конце войны, а кроме того, привезти из Вены бриллиантовое кольцо, которое я, в свою очередь, оставила у Рудольфа Пракка на сохранение.
Вечером Кайзер не в Вене, а все еще в Берлине.
После спектакля он является в мою гримерную, не говоря ни слова, подходит к телефону, набирает номер и докладывает какому-то американскому майору, что он только что разыскал меня и, хотя уже поздно, пусть майор ждет его в любом случае…
Кайзер кладет трубку, бросает на меня красноречивый взгляд («Итак, кое-что я раскрыл, моя дорогая…»), затем идет к двери, рывком раскрывает ее, проверяет, нет ли кого в коридоре, снова закрывает дверь, выключает свет, подходит к окну и всматривается наружу.
— Что это все значит, мистер Кайзер?!
Кайзер продолжает всматриваться в темноту и наконец спрашивает меня, с трудом сдерживаясь:
— Что за дельце вы задумали с этим костюмом?
— С каким костюмом?
— С тем, который якобы принадлежит господину Пракку.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Не изображайте из себя невинного ангелочка, дорогуша, вы — актриса. Притворяться — ваша профессия.
Я встаю, снова зажигаю свет и говорю совершенно спокойно:
— Как это часто бывает, существует два выхода, мистер Кайзер: либо вы уходите сами, либо я прикажу выкинуть вас отсюда.
Кайзер реагирует на это, как настоящий киногерой: с сожалением пожимает плечами, вынимает голубой листок бумаги из своей папки, медленно разворачивает его и кладет передо мной.
— Эта бумага вам, конечно же, не известна? — усмехается он.
Передо мной лежит светокопия с какими-то кружками, линиями, геометрическими фигурами и математическими формулами.
— Нет, — отвечаю я, сбитая с толку, — я не знаю, что это такое.
— Так я и думал, — насмешливо улыбается Кайзер, — не соблаговолите ли взглянуть еще раз?..
Я рассматриваю светокопию ближе — по краю она явно была прострочена швом, остались дырки.
— Ну, что теперь скажете?
— Ничего.
Кайзер кивает, открывает свой чемодан, вынимает костюм Пракка и спрашивает:
— Но этот костюм вы узнаете?..
— Да.
— Вы дали его, чтобы я отвез в Вену…
— Да.
— Значит, вы больше не отпираетесь?
— От чего я больше не отпираюсь?
Кайзер берет светокопию со стола и сворачивает ее:
— От того, что вы пытались переправить со мной эту бумагу в Вену…
— Я не понимаю вас.
Кайзер принимает вид полицейского комиссара, который близок к цели.
— Вы тщательно вшили бумагу вот сюда, — он показывает распоротую подкладку пиджака Пракка, — и, уж конечно, лучше меня знаете, какое значение имеют эти формулы для некоего физика-атомщика… в русском секторе Вены!..
— Вы сумасшедший?
— Нет. Я более чем убежден, милейшая, что вы и сегодня еще занимаетесь шпионажем, вернее, что вы снова занялись шпионажем…
Я ошеломленно смотрю на распоротый шов пиджака Пракка.
— Кто-то решил сыграть со мной дурную шутку, — говорю я тихо, — очень дурную шутку…
Кайзер сохраняет комиссарскую интонацию:
— Трюк вскрылся при проверке на границе. К моему, а еще больше вашему счастью, при этом присутствовал мой друг майор Бредли. Он поручился за меня. И по моей настоятельной просьбе согласился — пока! — воздержаться от доклада по инстанциям… Что будет дальше, зависит от меня, госпожа Чехова!..
Последнее замечание Кайзера вернуло мне способность рассуждать хладнокровно: человек предлагает мне голливудский контракт и между прочим охотится за шпионами… Что бы это значило? Какой
