сказал Алехан. — И вдруг понял, что беру только то, что видел вчера в фильме... Это было как наваждение. Я открыл шкатулку, стал бросать вешалки... Я боялся.
— Стерва! — Инна швырнула погремушку в сторону. — Ненавижу таких, как ты! Правдолюбка поганая! Пока всем не навредишь, не успокоишься! И чем будешь утешаться, сидя в своей вонючей конуре? Тем, что правда восторжествовала?.. Все зло из-за таких, как ты! И сама не живешь, и другим не даешь!
— Я, Инна, тоже не испытываю к вам особо теплых чувств. Но почему вы решили, что я пришла сюда выяснять правду?
— А что ты пришла делать? Забрать мужа?
— Нет, и не для этого.
— Ну что? Что?! Поболтать языком? Своим поганым и никому не интересным языком?
— Инна, у вас последняя попытка, чтобы догадаться.
— Иди к черту!
— Ты пришла из-за меня? — спросил Алехан.
Мне показалось, что в его голосе звучит надежда.
— Да нет же, ребята! Я пришла получить свою долю! Эх, бывают в жизни моменты, ради которых стоит жить! Их вытянутые рожи доставили мне большое удовольствие.
— Итак, друзья мои! — весело произнесла я. — Полагаю, что нервы, потраченные мною за эти два месяца, чего-нибудь да стоят? Правда, и вы нервничали из-за меня... Представляю твое состояние, Алехан, когда я заявила, что во время ссоры проболталась о паролях! Ты ведь как думал: начнется обычное неспешное следствие, через неделю-две обнаружат деньги, переброшенные на счет Горика, и им займутся вплотную. Толстухой сочтут его мать, бежевыми «Жигулями» — наши серебристые, обнаружатся отпечатки на веревке, «Катон» в ящике стола. Потом выяснится, что на работе Горика не было, что не было у него и денег на наркотики, в общем, все пойдет своим чередом. Но я запаниковала! И приступила к решительным действиям по спасению собственной шкуры, подсчитав, что лучше пять лет за халатность, чем сорок за кражу. Вы неправильно представляли мой характер. Вы думали: слабая бабенка. Она будет отвечать на вопросы, чесать свой чип и покорно ждать, пока все выяснится. Ведь даже если в первый момент я буду главной подозреваемой, меня не арестуют! Чего же нервничать?.. Но я не такая, Алехан! И мы квиты, да? Я тоже не совсем правильно представляла, каков ты на самом деле. Правда, я догадалась раньше тебя...
— Когда? — угрюмо спросил он.
— Ну, в общем-то почти сразу... Я ведь сразу связала историю «Саваофа» с этим ограблением и Елениной смертью. А раз так, то главный соискатель на должность «изменяющего фразу» был и главным подозреваемым во всех остальных странностях. А ведь это ты! Это самое первое и простое предположение! Если бы ничего не произошло: ни кражи, ни убийства, я спросила бы тебя спустя месяц или два: «Алехан, зачем ты изменил фразу в игре?» Даже не сомневайся, спросила бы. Потому что это мог сделать только ты... Разумеется, я долго не могла понять про сообщника... Ведь по всем признакам, кроме полноты, эта женщина была мной! Она все знала о твоей жизни, твоем характере и настроении, она была знакома с твоими друзьями, была предана тебе, она имела представление о «Саваофе», у нее были общие с тобой планы... Мне нужно было набраться смелости, чтобы сделать следующий шаг. Теперь уже спросить себя: кто может быть моим двойником по этим признакам? Когда смелости на этот вопрос хватило, то и ответ оказался прост... Очень прост. Любовница! Ну, а насчет беременности... Как ни странно, на эту мысль меня натолкнуло именно то, что она не пила вина. Ну, ребята, у вас есть еще вопросы? А то я спешу.
— Сколько вы хотите? — очень буднично спросила Инна.
Молодец! Иногда она мне нравится. Только пусть живет где-нибудь подальше, воспитывает внука, пилит моего Алехана... Я никому не желаю тюрьмы. Тем более из-за виртуальных денег. Вы скажете: Елена. Да... Но Елена умерла. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. И может быть, ее убил Антон?
— Десять лет я потратила на жизнь с тобой! — мечтательно произнесла я. — Десять детей могла бы родить за это время. Во сколько обходится один ребенок, Инна?
— Смотря что вы под этим подразумеваете...
— Ребенка!
— Нет, под «обходится».
— Уплата налога, медицинское сопровождение по страховке, роды, приданое... Ну, сколько вы потратили на внука?
— Три миллиона, — кисло сказала она, понизив сумму раза в два.
Но я не стала торговаться — мы не на рынке.
— Хорошо. Вы должны мне тридцать миллионов.
— Гуманно, — сказала моя бывшая подчиненная.
— Ну, мы же теперь родственники!
Алехан нервно дернулся.
— Есть специальные фонды... — произнесла я уже деловым тоном. — Я дам вам счет... Вам придется потратить минут тридцать на это. Сделаете все по строгой схеме, которую я вам сейчас объясню. Деньги нужно перечислить сегодня.
— Сегодня поздно.
— Инна! — с укором произнесла я. — Не нервируйте меня! Потому что я и так разнервничалась от вида ваших чемоданов. Когда у вас самолет?
— Чемоданы пустые.
— И бассейн пустой, Инна! До сих пор экономите воду? Или спустили перед отъездом?
— Идите знаете куда?
— Можно сходить и проверить, пустые ли чемоданы?
— Ничего не надо проверять! Мы переведем деньги сегодня. Можете ждать тут на качелях. Подавитесь своими тридцатью миллионами.
— Нет, не тридцатью, — сказала я.
— Решили наказать меня за грубость?
— Перестаньте! Вы просто не дослушали. Есть еще Горик, который тоже заслуживает компенсации. Ему нужно тридцать миллионов на лечение. Вот теперь все.
— Горик не выпутается... К тому же, мы уже перевели ему пять.
— Те конфискуют, как сомнительные. А по моей схеме — нет. Деньги для него вы переведете в специализированный благотворительный фонд по лечению СПИДа. На целевой именной счет. Так обычно делают. Выбирают фамилию методом тыка по каталогу.
— Он не выпутается!
— Лечат и в тюрьме.
— А если вы решите нас сдать?
— Какой глупый вопрос! Я давно могла вас сдать!
Они посмотрели друг на друга. «Блефует?» — спрашивал взгляд Алехана. «Но вы действительно выбросили пакет?» — спрашивала Инна в ответ. «Выбросили». — «Уроды!» — «Это навредит нам?» — «Во всяком случае, навредит больше, чем на шестьдесят миллионов... Поэтому лучше не рисковать, заплатить ей». — «А если она обманет?» — «Если бы она хотела, чтобы нас арестовали, то не требовала бы денег. Если нас арестуют, деньги у нее конфискуют... Нет, похоже, эта дура действительно решила нажиться».
Дверь приоткрылась, затем над крыльцом зажегся фонарь, молодая женщина вышла на улицу и остановилась в нерешительности, держа одну руку на перилах. На свету она была хорошо видна мне. Может, она специально зажгла его, чтобы, наконец, перестать прятаться? Насколько я представляю ее характер, ей это противно — прятаться. Она более склонна к действиям, чем к сидению в засаде.
Инна-младшая оказалась выше меня. Конечно, пока еще полнее. Я улыбнулась ей со своих качелей. Она никак не отреагировала.
Мне оставалось совсем немногое: выслушать, что они согласны, внести счета в записную книжку Алехана, попросить у него бумагу и ручку (он изумленно покачал головой, но пообещал порыться в доме), вызвать службу срочной почтовой доставки.
Инна поднялась на крыльцо, обняла дочь за плечи. До меня донеслось: «...так и будет тут торчать?», Инна успокоительно погладила ее по спине. Они пошли в дом и в дверях столкнулись с Алеханом.
