– Вы там смотрите, – сказал ему на прощанье Василе.
Конь тронулся. Василе вел его за узду, придерживая чтоб он не пошел рысью и не поднял шума. Когда Сэлкуца осталась далеко позади, Василе сел в кэруцу и стегнул коня. До леса оставалось еще верст пять, и он боялся как бы рассвет не захватил их в поле. Вокруг было тихо. Не слышно было ни кузнечиков, ни ветра, ни жаворонков. Лишь падала роса на свежую стерню, исковерканную бомбами и осколками снарядов. И где-то далеко, на востоке тишину разрывали глухие раскаты взрывов. Неожиданно конь протяжно заржал. Василе спрыгнул с повозки и, ухватив его за морду, принялся успокаивать. Но в это время спереди послышалось ответное ржание, и Василе забеспокоился. Повернуть обратно? Но куда? В село? Или прямиком через стерню, по кукурузе? Но так он скорее вызовет подозрение. Кто разъезжает в такое время по полям?…
А навстречу им, громыхая, приближалась подвода. Поворачивать было поздно. Он быстро накрыл раненого травой, натянул на глаза шляпу и тронул поводья. Может, это случайная кэруца спозаранку едет в поле, или, наоборот, задержалась там с вечера – пытался успокоить себя Василе, по тревога не покидала его. Вскоре из тьмы вынырнули кони и сквозь скрип колес послышались приглушенные голоса. Когда кэруца была совсем близко, Оляндрэ стегнул лошадь. Но те стали кричать, чтоб он остановился. Василе изо всех сил хлестал коня и удалился уже на приличное расстояние, когда услышал за спиной выстрелы. Обернувшись, он увидел, что пролетка несется за ним. У них оружие и скорость больше – что делать?
Повозка приближалась, отчаянно тарахтя. Слышалось фырканье взмыленных лошадей и угрожающие крики. Василе остановился. Их было трое и все вооружены.
– Ты что, языка не понимаешь?! – накинулся на него один из них, спрыгнув на землю и подходя вплотную.
Василе оторопел: это был он, Тоадер Оляндрэ, с двумя жандармами. Дулом пистолета он сдвинул ему шляпу на макушку, пытаясь разглядеть лицо.
– Ты чего это разъезжаешь небритый, как бандит, и глаза прячешь? – продолжал он орать и так и застыл с открытым ртом. – Ааа!! Так это ты, товарищ председатель! Какая неожиданная встреча! И куда путь держишь в столь поздний час?
– В Кукуру… К тетке Афтении… к нашей тете, – поспешно объяснил Василе, обрадовавшись, что ему пришла в голову эта мысль.
– И что ж ты ей такое везешь, что поднялся среди ночи?
Тоадер стал шарить пистолетом в траве.
– Так, говоришь, к тете Афтении… – повторил он, разгребая зелень.
– Ого! Может, ты везешь ей жениха?!
– Послушай, Тоадер, будь человеком, – глухо сказал Василе.
Жандармы тоже были поражены находкой.
– Так… – продолжал староста, будто не слыша Василе. – Значит, ты едешь к тете Афтении… Ну-ну…
Затем повернулся к жандармам:
– А ну-ка попросите этого молодчика сойти…
Верзилы, от которых, как и от старосты, несло вином, перегнулись через борт кэруцы, схватили раненого и выбросили его на дорогу головой вниз. Тот тяжело застонал.
– Вы что не видите, он еле дышит? – бросился к ним Василе.
– А ты погоди, не ерепенься, – отстранил его староста.
Он подошел к солдату, который лежал почти без сознания.
– Вы меня спрашивали недавно, что бы я сделал, если бы поймал большевика? – обратился он к жандармам, что стояли рядом, переминаясь с ноги на ногу. Он поднес руку к губе, пытаясь унять нервную дрожь… – Да, я бы сделал, если бы не надо было спешить. Жалко, уже рассветает.
Он закатал рукава, как перед большой и трудной работой, перешагнул через солдата и взял винтовку у одного из жандармов.
– Ты что? – рванулся к нему Василе.
– Ребята, утихомирьте его, – бросил Тоадер, не оглядываясь.
Те вмиг скрутили ему руки и дали несколько пинков: для них это было обычное дело исправлялись они с ним неплохо.
– Если б было время, я бы тебе показал… Не люблю убивать одним махом. Это надо делать спокойно, не торопясь, чтоб сполна получить удовольствие… – сказал Оляндрэ, с силой опуская приклад на раненую голову солдата. Тот судорожно забился.
– Вот-те на, да тут и делать-то нечего, – разочарованно протянул староста. – Глянь, как скорчился. Ну, как воробышек, выпавший из гнезда.
Он недовольно почесал затылок, остановив свой взгляд на Василе.
– Так, говоришь, к тете Афтении? – ухмыльнулся он. – А может, она маленько подождет? Как ты думаешь?
Его допросили и избили. Потом снова избили и допросили. И вот опять допрос. Сколько можно допрашивать? Сколько можно избивать?
– Так куда, говоришь, ты вез того большевика?
Офицер больше не улыбался. Да и голос не был таким мягким, как в начале допроса. Взгляд был грозным, а руки подрагивали, готовые ударить.
